Плод лукавый.
Происхождение и сущность Московской Патриархии
Протоиерей Александр Лебедев
Оглавление (Чтобы открыть какой-нибудь раздел,
шёлкните, пожалуйста, мышкой его название)
Вступление – сразу ниже оглавления
Девятнадцатый век
Царствование Царя-Мученика Николая II
Церковь под управлением Патриарха Тихона
«Святейшая контрреволюция»
Появление «Советской Церкви»
«Я написал это для властей, а ты сиди и работай»
Подложное «Завещательное послание» патриарха Тихона
Стойкость митрополита Петра
Первосвятители: Местоблюстители и Заместители
Предательство митрополита Сергия: его «Декларация»
Голос истинной Церкви: Реакция на декларацию митрополита Сергия
Идеология Советской Церкви
Оправдания Декрета об Отделении Церкви от Государства
Восхваление «вождей»: Отрицание гонений на Церковь и отказ от Новомучеников
Совмещение несовместимого
Заключение: сущность Московской Патриархии
Послесловие
Приложения
Приложение № 1: Послание Патриарха Тихона от 1 января 1918 г.
Приложение № 2: Воззвание Всероссийского Собора по поводу Декрета о свободе совести.
Приложение № 3: Воззвание Патриарха Тихона по поводу Брест-Литовского мира.
Приложение № 4: Воззвание Патриарха Тихона о покаянии.
Приложение № 5: Послание Патриарха Тихона в Совнарком от 13/26 октября 1918 г.
Приложение № 6: Из книги «Два года борьбы на внутреннем фронте».
Приложение № 7: По поводу «Завещательного послание» Патриарха Тихона.
Приложение № 8: Послание Соловецких епископов.
Приложение № 9: «Декларация» Митрополита Сергия.
Приложение № 10: Речь Патриарха Алексия II перед раввинами.
Источники
Вступление
«По плодам их познаете их»
Мф. 7,16
«Яблочко от яблоньки далеко не откатывается»
Русская пословица
Несмотря на то, что огромное количество статей, докладов,
брошюр и даже книг написано о Московской Патриархии: об её печальной
роли в экуменическом движении, об участии видных её иерархов в работе
органов КГБ, об Её оправдании принципа сотрудничества Церкви с
богоборческой властью, и т.д., в этих пространных материалах
недостаточно внимания обращается на происхождение самой Московской
Патриархии и её пагубной идеологии.
Принято считать, что идеология Московской Патриархии, именно
Идея о необходимости близкого сотрудничества с коммунистическим
правительством ведёт своё начало от печально-знаменитой Декларации
Митрополита Сергия (Страгородского) от 16/29 июля 1927-го года. Однако,
знакомство с документами по церковной истории первой четверти двадцатого
века показывает, что идеология, выраженная Митрополитом Сергием в своей
Декларации, совсем не новое явление, а просто повторение уже хорошо
выработанной и ранее отшлифованной идеологии.
Следовательно, корни Московской Патриархии необходимо искать в более раннем периоде.
Цель предлагаемого труда – указать эти корни, и тем самым,
раскрыть порочное духовное происхождение Московской Патриархии и её
пагубную сущность.
Девятнадцатый век
Духовенство Русской Православной Церкви во второй половине XIX
столетия не стояло в стороне от борьбы идей захватывающих общество в
целом. Идея полной замкнутости церковного сословия в каком-то
патриархальном быту – в быту, не позволяющему проникновению новых идей –
не вполне соответствует действительности. Правда, были такие
«патриархального быта» священники, особенно среди сельского духовенства,
но было немало и очень образованных священников, прекрасно знающих
европейские языки и читающих поступающие с запада журналы и газеты, а
также и трактаты с изложением философских систем. Кроме того, многие
западные идеи быстро усваивались русскими, и эти идеи скоро
перепечатывались и в русских журналах и газетах, так что даже незнающие
иностранные языки могли быть осведомлены о новейших умственных течениях
пришедших с запада.
Итак, некоторые священники постепенно усваивали «либеральные»
идеи запада. Они возгорелись желанием помочь «народу» улучшить уровень
жизни, и, следовательно, некоторые позиции западных социалистов казались
им как-то близкими. Можно сказать, что такие священники как бы
воспринимали позиции «западников» и стремились к обновлению Церкви для
более близкого участия Её в разрешении социальных вопросов.
С другой стороны, и среди славянофилов слышались призывы к переменам в Церкви.
Славянофилы проповедовали возвращение жизни в России (включая и
церковной жизни) к Её исконным путям. Они много писали об идее
Соборности и взывали, между прочим, к восстановлению Патриаршества.
Необходимо помнить, что реформы Петра упразднили не только
Патриаршество, но ударили и по самой сущности церковной соборности. C
времени учреждения Святейшего Синода не было ни одного Поместного Собора
Русской Православной Церкви. Подавляющее большинство архиереев было,
таким образом, отстранено от участия в решении накопившихся
общецерковных вопросов.
Естественным последствием всего этого было постепенное
закостенение церковной жизни. Многие идейные и энергичные пастыри
чувствовали какую-то беспомощность при сложившемся положении, и ясно
сознавали необходимость оживления церковной жизни.
Проходило это как раз на фоне великих перемен, охвативших
Россию в течение XIX века. Освобождение крестьян, земельные реформы,
судебные реформы, реформы в сфере народного просвещения – всё это
вызывало стремление поднять вопрос о необходимости реформ и в церковной
сфере.
Великие иерархи прошлого века, Митрополит Филарет Московский и
Митрополит Филарет Киевский, среди других выдающихся архипастырей,
много трудились ради оживления церковной жизни, но этого было
недостаточно. Бюрократически-чиновническое центральное церковное
управление не позволяло введения каких-либо значительных перемен.
К концу прошлого века редко можно было встретить священника,
который живым словом вдохновлял бы свою паству к духовному совершенству.
На приходах проповеди редко произносились, а где и произносились, то
больше читались. Духовные школы также замерли на месте, и преподносили
богословские предметы в сухом, схоластическом стиле в подражании западу.
Архиереев постоянно перемещали с одной кафедры на другую, не позволяя
епископам срастаться духовно со своими пастырями и со своей паствой.
С этими, всем известными, печальными явлениями боролись и «правые» круги, находящиеся под влиянием славянофилов.
Таким образом, можно сказать, что и славянофилы и западники
влияли на мыслящее русское духовенство и побуждали его к церковному
обновлению.
Совершенно естественно, что среди определённого слоя
духовенства такие призывы находили отзвук, и появилось искреннее
стремление прилагать усилия для достижения обновления церковной жизни.
Царствование Царя-Мученика Николая II.
Ко времени восшествия на престол Императора Николая II, нужда в
церковных реформах была ясна каждому церковно-мыслящему человеку.
Выдающиеся пастыри, как, например, св. прав. Иоанн Кронштадтский,
призывают к внутреннему духовному преобразованию паствы. Выдающиеся
архипастыри, например Епископ (будущий Митрополит) Антоний (Храповицкий)
работают над обновлением программы высших духовных школ и возрождением
«учёного монашества».
В отличие от этих серьёзных призывов к здоровому церковному
обновлению, некоторые «реформаторы» шли значительно дальше в своих идеях
о церковном обновлении. Среди духовенства появились сторонники всяких
новшеств в Церкви, особенно в богослужебной сфере. Были сторонники даже и
таких радикальных перемен, как введение женатого епископата, разрешение
второго брака для священнослужителей, замена церковно-славянского языка
русским литературным языком, сокращение богослужебного устава введением
нового «приходского устава» в отличие от «монастырского», и многих
других новшеств. Эти вопросы начинают открыто обсуждать в церковной и
светской печати, и находятся ярые защитники всевозможных реформ. Многие
из них объединились в «Союз ревнителей церковного обновления», который
обсуждал и опубликовывал пространные проекты церковных реформ.
Были даже и священники-революционеры, т. н. «красные попы».
Членами первой Государственной Думы было несколько священников,
представлявших левое крыло. А во второй Думе были и священники
представляющие открыто-революционные партии и входящие в состав т. н.
«Трудовой группы» рабочих и крестьян. После участия этих
священников-революционеров в демонстрации поддерживающей свержение
царской власти, пришлось Синоду поднять вопрос о снятии с них сана и
давать разъяснение о несовместимости священства с революционной
деятельностью:
«Совместимость сана с революционной деятельностью обвиняемые
священники стараются оправдать ссылкою на их любовь к народу, на их
сочувствие и сострадание к горю и нужде народным и ко всем сирым и
обездоленным. Но эта их любовь к народу не христианская любовь, так как
святые чувства любви к народу, свойственные истинному пастырю
христианскому, отнюдь не вызывают на разрушительную деятельность, а,
напротив, совершенно исключают всякую возможность таковой деятельности» [001].
Естественно, всё громче и громче звучат просьбы о необходимости
созыва первого в течение двух сот лет Поместного Собора Российской
Православной Церкви, на котором среди многих других вопросов был бы
поставлен вопрос о восстановлении Патриаршества. Государь лично
поддерживает эту идею и даёт Своё согласие на учреждение особой
комиссии, названной Предсоборным Присутствием.
К работе этой комиссии в церковной общественности проявлен был
большой интерес. Существует сборник, в котором собраны все статьи в
центральной и провинциальной церковной и светской печати по поводу
работы предсоборного присутствия. Из опубликованных статей видно, что
стремление к церковным реформам было очень значительным, не только в
столицах, но и по всей России.
Однако, так сложились обстоятельства, что первые работы
Предсоборного Присутствия проходили как раз на фоне первой русской
революции 1905-го года [002]. Государь не желал, чтобы столь важные церковные вопросы обсуждались бы в атмосфере революционных идей [003],
и отложил созыв Собора до более подходящего времени. В то же время, Он
неоднократно заявлял о Своей поддержке принципов здорового церковного
обновления, соборного управления и восстановления Патриаршества.
Co слов очевидца и непосредственного участника событий
Митрополита Антония (Храповицкого) известно, что Государь, вызвав
однажды Членов Святейшего Синода для обсуждения вопроса о восстановлении
Патриаршества, спросил их, имеется ли у них намеченный кандидат в
Патриархи. Архиереи, промолчали, явно не желая этот вопрос обсуждать.
Тогда Государь сказал им, что Он Сам готов выставить Себя на это
служение, приняв монашество и священство. Можно представить, как велика
была вера и самоотверженность Государя, готового для блага Родины и Св.
Церкви, оставить престол и любимую семью! Но члены Синода не знали как
реагировать на предложение Государя, и оно осталось без ответа [004]. Какова была бы судьба России, если предложение Государя было приведено в исполнение, одному Господу Богу известно.
Во всяком случае, Предсоборное Присутствие возобновило свои
работы только перед самой революцией. И Всероссийский Собор Русской
Православной Церкви был созван уже при Временном Правительстве.
В самые первые дни февральской революции был организован в
Петербурге «Всероссийский Союз демократического православного
духовенства и мирян», возглавляемый протоиереем (позже обновленческим
«митрополитом») Александром Введенским. Цель этой организации –
объединить и организовать революционно-настроенное духовенство и
мобилизовать его для поддержки и защиты революции.
У этой группы духовенства уже существует определённая
идеология, и они поддерживают революционное движение не из-за страха
перед ним, но потому что они верят в идеи революции.
Февральскую революцию также не замедлил приветствовать и
Архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский), сказавший 23 апреля 1917
года, в речи на могиле В. А. Караулова, следующие слова по поводу
происшедшего:
«…Ожидание такого же светлого будущего и для нашей церкви, при
изменившемся государственном её положении, и наполняет наши сердца
радостью и заставляет нас от этой радости не помнить тех тревожных,
скорбных дум, которые могли бы омрачить её» [005].
Видно, что всего лишь несколько недель после февральской
революции, будущий Патриарх советской церкви уже показывает свою
способность шагать в ногу с изменившимися событиями.
Церковный народ лучше понимал сущность происшедшего, в храмы,
где засели священники-революционеры, просто перестали ходить. Сам
Введенский об этом сетует, говоря, что
« …церкви вовсе запустели. В моей церкви, вмещавшей до 1000 человек, стало всего несколько десятков» [006].
И возмущается Введенский:
«Науськиваемые священниками церковники срывают афиши моей
лекции на тему «Христос и Маркс», крича, что «нам нет дела до Маркса»
(sic!)» [007].
И неудивительно. Чем занимались «красные попы» в это время? Введенский пишет:
«Союз демократического духовенства и мирян продолжает работать.
Издаются брошюра прот. Егорова о смысле революции, диакона Скобелева о
неправде самодержавия и моя – о социализме». [008]
Составители трудов описывающих Всероссийский Собор 1917-1918 гг. [009],
единогласно свидетельствуют, что было опасение, что большинство его
участников будут люди очень либеральных взглядов, ищущие коренных реформ
Церкви во всех областях. Среди них ожидалось участие очень многих из
тех радикальных «реформаторов-обновленцев», о которых уже была речь.
Эти опасения были основаны на реальном опыте: 1-го июня 1917
года открылся «Всероссийский съезд духовенства и мирян», в котором
принимало участие до 1200 делегатов. Съезд полностью проводил программу
радикального церковного обновления, в самой «прогрессивной» форме.
Но Господь чудесным образом оградил Свою Церковь от попирания
этими обновленцами по духу. И эти «реформаторы», к всеобщему изумлению,
не имели перевес. Под звуки снарядов и пулемётов, означающих захват
власти большевиками, делегаты, подавляющим большинством, голосовали за
восстановление Патриаршества. Это было, в значительной мере, благодаря
трудам Митрополита Антония (Храповицкого), в течение двадцати лет
работавшего над задачей восстановления патриаршества. Он сам и получил
большинство голосов при избрании нового Патриарха, но Собором было
принято решение окончательный выбор предоставить Самому Господу, и новый
Патриарх был избран путём жребия.
Так, в конечном итоге получилось, что большинство делегатов
превратились в серьёзных, церковно-мыслящих людей. Никакие радикальные
перемены в богослужебной сфере или в церковных правилах не прошли на
Соборе. Но кроме церковно-мыслящих делегатов и группы
«реформаторов-обновленцев» принимавших участие в работе Собора, начали
проявлять себя и другие, более опасные представители духовенства. Это –
уже известное нам революционно-настроенное духовенство, «красные попы»,
полностью поддерживающие революционные партии и их захват власти. По
словам прот. А. Введенского, вот как встретило
«революционно-настроенное» духовенство избрание Патриарха Тихона:
« … He всеми приветствуется восстановление патриаршества и
избрание Тихона. Это был чрезвычайный удар по всероссийскому союзу
демократического духовенства и мирян. В "Знамени Христа", либеральной
церковной газете, я изложил все те четыре основания, по которым
восстановление патриаршества есть столь чрезвычайное зло, что в церкви
можно теперь остаться лишь для того, чтобы уничтожить это патриаршество.
Среди членов союза ещё с осени начинает созревать решение
самостоятельно вести церковное дело, не считаясь с правящей иерархией.
После же избрания патриарха, когда самые мрачные принципы церковного
консерватизма восторжествовали до конца, с особенной настойчивостью
встала мысль о необходимости разорвать с официальной московской
церковью...». [010]
Из этого именно обновленческого и революционно-настроенного движения и выросла современная Московская Патриархия.
Церковь под управлением Патриарха Тихона.
Всероссийский Собор, после избрания Патриарха, продолжал
заседать (с некоторыми перерывами) ещё несколько месяцев, уже под
председательством новоизбранного Патриарха Тихона. Заседания проходят
при ежедневных сообщениях о зверствах и убийствах, совершаемых
большевиками.
Патриарх принял твёрдое решение не молчать, a говорить правду. Как он сам сказал в одном из своих первых посланий:
«В тяжёлые дни скорби всенародной приемлю долг вещать вам слово
истины и любви: вместе с вами страдаем, вместе с вами скорбим и
плачем». [011]
Эти его слова выражают как бы «кредо» Патриарха Тихона, от
которого он никогда не отступал, a вообще они прекрасно изображают
заботу истинного Пастыреначальника о своей пастве. Ha фоне всего
происходящего, Патриарх Тихон обращается к пастве в своём новогоднем
Послании (всего лишь несколько недель после октябрьского переворота и
своего возведения в патриарший сан). [012]
В этом Послании, Патриарх Тихон говорит о происшедших переменах
« … Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии его, напрасно рано встают и поздно просиживают (Пс.
126:1-2). Это исполнилось в древности на Вавилонских строителях.
Сбывается днесь и воочию нашею. И наши строители желают сотворить себе
имя, своими реформами и декретами облагодетельствовать не только
несчастный русский народ, но и весь мир, и даже народы гораздо более нас
культурные И за эту высокомерную затею их постигает та же участь, что и
замыслы Вавилонян: вместо блага приносится горькое разочарование. Желая
сделать нас богатыми и ни в чём не имеющими нужды, они на самом деле
превращают нас в несчастных, жалких, нищих и нагих (Апок. 3,
17). Вместо так ещё недавно великой, могучей, страшной врагам и сильной
России, они сделали из неё одно жалкое имя, пустое место, разбив её на
части, пожирающие в междоусобной войне одна другую. Когда читаешь "Плач
Иеремии", невольно оплакиваешь словами пророка и нашу дорогую Родину. И
это в стране, бывшей житницею целой Европы и славившейся своими
богатствами.
…И вся эта разруха и недостатки оттого, что без Бога строится
ныне Русское Государство. Разве слышали мы из уст наших правителей
святое имя Господне в наших многочисленных советах, парламентах,
предпарламентах? Нет, они полагаются только на свои силы, желают сделать
имя себе, а не так, как наши благочестивые предки, которые не себе, а
имени Господню воздавали славу. Оттого Вышний посмеётся планам нашим и
разрушит советы наши. Подлинно праведен Ты, Господи, ибо мы непокорны были Слову Его (Плач 1, 18).
Забыли мы Господа! Бросились за новым счастьем, стали бегать
за обманчивыми тенями, прильнули к земле, хлебу, к деньгам, упились
вином свободы, – и так, чтобы всего этого достать как можно больше,
взяли именно себе, чтобы другим не оставалось. Заботимся о том, что
преходит, – прилежати же о душе, вещи безсмертной, совсем забываем.
Оттого и наши заботы о создании «храмин и житниц» постигает неудача
Церковь осуждает такое наше строительство, и мы решительно
предупреждаем, что успеха у нас не будет никакого до тех пор, пока не
вспомним о Боге, без Которого ничего доброго не может быть сделано (Ин
15, 5), пока не обратимся к Нему всем сердцем и всем помышлением своим (Мтф. 22, 38).
Теперь всё чаще раздаются голоса, что не наши замыслы и
строительные потуги, которыми мы были так богаты в мимошедшее лето,
спасут Россию, а только чудо, – если мы будем достойны этого…». [013]
Через несколько дней, в Послании от 19 января 1918 г.,
Патриарх Тихон, описывая гонения и зверские убиения ни в чём не повинных
людей, пишет
«Всё сие преисполняет сердце Наше глубокою болезненною скорбью и
вынуждает нас обратиться к таковым извергам рода человеческого с
грозным словом обличения. Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые
расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это –
поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в
жизни будущей – загробной и страшному проклятию потомства в жизни
настоящей – земной. Властию, данною нам от Бога, запрещаем вам
приступать к тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите
ещё имена христианские и, хотя по рождению своему, принадлежите к
Церкви Православной. Заклинаем и всех верных чад Православной Церкви
Христовой не вступать с таковыми извергами рода человеческого в
какое-либо общение: измите злого от вас самех (1 Кор 5, 13).
… Враги Церкви захватывают власть над нею и её достоянием силою
смертоносного оружия, а вы противостаньте им силою веры вашей, вашего
властного всенародного вопля, который остановит безумцев и покажет им,
что не имеют они права называть себя поборниками народного блага,
строителями новой жизни по велению народного разума, ибо действуют прямо
противно совести народной.
А если нужно будет и пострадать за дело Христово, зовём вас,
возлюбленные чада Церкви, зовём вас на эти страдания вместе с собою
словами святого Апостола - «Кто ны разлучит от любве Божия? Скорбь ли или теснота,, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч?». (Рим 8, 35) [014]
Одним из первых декретов новой советской власти был декрет об
отделении Церкви от государства, изданный 23 января 1918 г. Последствия
этого декрета в самом начале не всем были ясны. Но в основном этот
декрет означал, что местные комиссары могли делать что хотели с
церковным имуществом и с духовенством, т. к. церкви лишились своего
юридического лица и всякой защиты от государственных властей.
В полное противоречие смыслу декрета, началось невероятное
вмешательство государства в церковные дела. Последовали декреты
запрещающие священнослужителям служить на государственной (т. е.
фактически на всякой) службе и даже требующие им носить вне храма только
штатскую одежду.
Приведём пример одного из ранних указов советской власти:
«Употребление тропаря гл. 5 и кондака гл. 6 в честь отрока
Гавриила, как определённо человеконенавистнического и
контрреволюционного характера, развращающего правосознание трудящихся,
считать недопустимым и лиц, их публично употребляющих, привлекать к
ответственности за контрреволюционные деяния». [015]
Всероссийский Собор не замедлил вынести постановление по
поводу Декрета, а вместе с ним составил и «Воззвание к православному
народу», в котором декрет называется «полным насилием над совестью
верующих», делом людей, чуждых христианской и всякой веры. Осуществление
декрета рисовалось делом неслыханным, хуже татарского ига. И продолжает
воззвание:
« …если декрет будет проводиться, как местами и проводится уже
в исполнение, все храмы Божии с их святым достоянием могут быть от нас
отняты, ризы с Чудотворных Икон станут снимать, священные сосуды
перельют на деньги, или обратят во что угодно, колокольный звон тогда
смолкнет, Святые Таинства совершаться не будут, покойники будут
зарываться в землю не отпетыми по-церковному. Доселе Русь называлась
святою, а теперь хотят сделать её поганою.» [016]
Можно только удивляться тому, насколько пророческими оказались
эти слова, написанные в первые недели после революции! И кончается
воззвание призывом:
«…Объединяйтесь же, православные! Объединяйтесь все, и мужчины
и женщины, и старые и малые, для защиты заветных святынь …, ибо
правители народные хотят отнять у православного народа это Божие
достояние. Оберегайте... храмы Божии, не попустите им перейти в дерзкие и
нечистые руки неверующих, не попустите совершиться этому страшному
кощунству и святотатству. Если бы это совершилось, то ведь Русь святая
Православная обратилась бы в землю антихристову, в пустыню духовную, в
которой смерть лучше жизни... Лучше кровь свою пролить и удостоиться
венца мученического, чем допустить веру православную врагам на
поругание». [017]
Посыпались вести об убийств е епископов, священников, монахов,
и, вообще, верующих людей, ставших на защиту своих храмов от поругания
вооружёнными бандами революционеров.
Патриарх Тихон в своих посланиях неумолкаемо вещает правду обо
всём происходящем в России и с Россией. Например, по поводу позорного
Брест-Литовского мира с немцами, Патриарх пишет:
«... Мир, по которому даже искони Православная Украина
отделяется от братской России, и стольный город Киев, мать городов
русских, колыбель нашего Крещения, хранилище святынь, перестаёт быть
городом державы Российской, мир, отдающий наш народ и русскую землю в
тяжкую кабалу, такой мир не даст народу желанного отдыха и успокоения,
Церкви же Православной принесёт великий урон и горе, a Отечеству
неисчислимые потери. А между тем у нас продолжается всё та же распря,
губящая наше Отечество. Внутренняя междоусобная война не только не
прекратилась, а ожесточается с каждым днём. Голод усиливается… Взываю ко
всем вам... спешите с проповедью покаяния, с призывом к прекращению
братоубийственных распрей и раздоров, с призывом к миру, тишине, к
труду, любви и единению». [018]
Эти слова особенно интересны сейчас, когда опять произведено
было насильственное расчленение России, и опять она лишилась колыбели
своего Крещения: стольного града Киева.
Когда пришли печальные вести о зверском убийстве Царя-Мученика
Николая Александровича, Патриарх Тихон, в переполненном народом храме
Казанской Божией Матери, на Красной Площади напротив самого Кремля,
безбоязненно произнёс следующее слово:
«Счастье, блаженство наше заключается в соблюдении нами Слова
Божия, в воспитании в наших детях заветов Господних. Эту истину твёрдо
помнили наши предки. Правда, они, как и все люди, отступали от учения
Его, но умели искренно сознавать, что это грех, и умели в этом каяться.
А вот мы к стыду нашему, дожили до такого времени, когда явное
нарушения заповедей Божиих уже не только не признаётся грехом, но
оправдывается, как нечто законное.
Так, на днях совершилось ужасное дело: расстрелян бывший
Государь Николай Александрович, по постановлению Уральского областного
совета рабочих и солдатских депутатов, и высшее Наше правительство –
Исполнительный Комитет – одобрил это и признал законным. [019]
Но наша христианская совесть, руководясь Словом Божиим, не
может согласиться с этим. Мы должны, повинуясь учению Слова Божия,
осудить это дело, иначе кровь расстрелянного падёт и на нас, а не только
на тех, кто совершил его. He будем здесь оценивать и судить дела
бывшего Государя: беспристрастный суд над ним принадлежит истории, а он
теперь предстоит перед нелицеприятным судом Божиим, но мы знаем, что он,
отрекаясь от Престола, делал это, имея в виду благо России и из любви к
ней Он мог бы, после отречения, найти себе безопасность и сравнительно
спокойную жизнь заграницей, но не сделал этого, желая страдать вместе с
Россией. Он ничего не предпринял для улучшения Своего положения,
безропотно покорился судьбе. И вдруг он приговаривается к расстрелу
где-то в глубине России, небольшой кучкой людей, не за какую-то вину, а
за то только, что его будто бы кто-то хотел похитить. Приказ этот
приводят в исполнение, и это деяние, уже после расстрела – одобряется
высшей властью.
Наша совесть примириться с этим не может, мы должны во всеуслышание заявить об этом, как христиане, как сыны Церкви.
Пусть за это называют нас контрреволюционерами, пусть заточат в тюрьму, пусть нас расстреливают.
Мы готовы всё это претерпеть в уповании, что и к нам будут отнесены слова Спасителя Нашего: Блаженни слышащие Слово Божие и хранящие».[020]
Перед Успенским постом 1918 года, Патриарх Тихон написал
Воззвание к русскому народу, которое следует назвать «Покаянным». В нём
прекрасно выражается весь смысл происшедшего – в нас самих нужно искать
корень зла! – и как мы должны очистить себя чрез покаяние. Это Послание
следовало бы и сейчас огласить с каждого амвона. [021]
25 сентября/8 октября 1918 года, Патриарх выступает с
Посланием к архипастырям и пастырям с призывом к невмешательству
служителей Церкви в политическую борьбу. Он пишет, что служители Церкви
«…по своему сану должны стоять выше и вне всяких политических
интересов, должны памятовать канонические правила Святой Церкви, коими
Она возбраняет Своим служителям вмешиваться в политическую жизнь страны,
принадлежать к каким-либо партиям, а тем более делать богослужебные
обряды и священнодействия орудием политических демонстраций.
Памятуйте, отцы и братия, и канонические правила и завет Св.
Апостола "блюдите себя от творящих распри и раздоры", уклоняйтесь от
участия в политических партиях и выступлениях, "повинуйтесь всякому
человеческому начальству" в делах мирских (I Петр 2, 13), не подавайте
никаких поводов, оправдывающих подозрительность Советской власти,
подчиняйтесь и её велениям, ибо Богу, по апостольскому наставлению,
должно повиноваться более, чем людям (Деян. 4, 19, Галат 1, 10).
Посвящайте все свои силы на проповедь Слова Божия, истины
Христовой, особенно в наши дни, когда неверие и безбожие дерзновенно
ополчились на Церковь Христову, и Бог любви и мира да будет со всеми вами. Аминь. (2 Кор 13, 11)» [022]
Напрасными были бы попытки «сергианцев» усмотреть в указанных
словах Патриарха выражение преданности советской власти Патриарх
призывает духовенство перейти на позицию полной аполитичности. Хотя он и
призывает их к повиновению светской власти в мирских делах, это далеко
не означает, что его личное отношение к богоборческой власти изменилось.
Напротив, его слова «не подавайте никаких поводов, оправдывающих
подозрительность Советской власти» больше свидетельствуют об обратном.
Лучшим доказательством того, что отношение Патриарха Тихона к
власти не изменилось, является его обращение, написанное всего лишь
через две с небольшим недели, направленное непосредственно в Совет
Народных Комиссаров (от 13/26 октября 1918 года). Совершенно не
беспокоясь об опасности для своей жизни, он смело обращается к новым
властелинам и безбоязненно обличает их действия и не стесняется в
выражениях:
«"Все, взявшие меч, мечем погибнут" (Мф. 26, 52). Это
пророчество Спасителя обращаем Мы к вам, нынешние вершители судеб
Нашего отечества, называющими себя «народными» комиссарами. Целый год
держите в руках своих государственную власть и уже собираетесь
праздновать годовщину октябрьской революции. Но реками пролитая кровь
братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и
вынуждает Нас сказать вам горькое слово правды.
...Вы отняли у воинов всё, за что они прежде доблестно
сражались. Вы научили их, недавно ещё храбрых и непобедимых, оставить
защиту Родины, бежать с полей сражения.
...Вы разделили народ на враждующие между собою станы и
ввергли его в небывалое по жестокости братоубийство. Любовь Христову вы
открыто заменили ненавистью и, вместо мира, искусственно разожгли
классовую вражду. И не предвидится конца порождённой вами войне, так как
вы стремитесь руками русских рабочих и крестьян поставить торжество
призраку мировой революции.
He России нужен был заключённый вами позорный мир с внешним
врагом, а вам, задумавшим окончательно разрушить внутренний мир. Никто
не чувствует себя в безопасности, все живут под постоянным страхом
обыска, грабежа, выселения, ареста, расстрела. Хватают сотнями
беззащитных, гноят целыми месяцами в тюрьмах, казнят смертью, часто без
всякого следствия и суда, даже без упрощённого, вами введенного суда.
Казнят не только тех, которые перед вами в чём-либо провинились, но и
тех, которые даже перед вами заведомо ни в чём не виноваты, а взяты лишь
в качестве «заложников», этих несчастных убивают в отместку за
преступления, совершённые лицами не только им не единомышленными, а
часто вашими же сторонниками или близкими вам по убеждению. Казнят
епископов, священников, монахов и монахинь, ни в чём невинных, а просто
по огульному обвинению в какой-то расплывчатой и неопределённой
«контр-революционности». Бесчеловечная казнь отягчается для православных
лишением последнего предсмертного утешения – напутствия Святыми
Тайнами, a тела убитых не выдаются родственникам для христианского
погребения.
He есть ли всё это верх бесцельной жестокости со стороны тех,
которые выдают себя благодетелями человечества и будто бы сами когда-то
много потерпели от жестоких властей?...
...Вы обещали свободу... Великое благо – свобода,– если она
правильно понимается, как свобода от зла, не стесняющая других, не
переходящая в произвол и своеволие. Но такой-то свободы вы не дали во
всяческом потворстве низменным страстям толпы в безнаказанности убийств,
грабежей заключается дарованная вами свобода. Все проявления как
истинной гражданской, так и высшей духовной свободы человечества
подавлены вами беспощадно.
Это ли свобода, когда никто не может высказать открыто своё
мнение, без опасения попасть под обвинение в контрреволюции? Где свобода
слова и печати, где свобода церковной проповеди?...
He буду говорить о распаде некогда великой и могучей России, о
полном расстройстве путей сообщения, о небывалой продовольственной
разрухе, о голоде и холоде, которые грозят смертью в городах, об
отсутствии нужного для хозяйства в деревнях. Всё это у всех на глазах
Да, мы переживаем ужасное время вашего владычества, и долго оно не
изгладится из души народной, омрачив в ней образ Божий и запечатлев в
ней образ зверя.
Мы знаем, что Наши обличения вызовут в вас только злобу и
негодование и что вы будете искать в них лишь повода для обвинения Нас в
противлении власти, но чем выше будет подниматься "столп злобы" вашей,
тем вернейшим будет оно свидетельством справедливости Наших обличений.
He Наше дело судить о земной власти, всякая власть, от Бога
допущенная, привлекла бы на себя Наше благословение, если бы она
воистину явилась "Божиим слугой" на благо подчинённых и была "страшная
не для добрых дел, а для злых" (Рим 13, 34).
Ныне же к вам, употребляющим власть на преследование ближних,
истребления невинных, простираем Мы Наше слово увещания: отпразднуйте
годовщину своего пребывания у власти освобождением заключённых,
прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры;
обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности, дайте
народу желанный и заслуженный им отдых от междоусобной брани. А иначе взыщется от вас всякая кровь праведная, вами проливаемая (Лк. 11, 51), и от меча погибнете сами вы, взявшие меч (Мф. 26, 52). [023]
Интересно сопоставить это послание Патриарха Тихона по случаю
первой годовщины октябрьской революции с юбилейными посланиями по случаю
«Великого Октября» возглавителей советской церкви. Последние все
исполнены ложью и подхалимством, недостойными для священнослужителей.
Где же безбоязненный дух Святителя – печальника о земле Русской? И
Московская Патриархия смеет выставлять себя как преемница Церкви
Патриарха Тихона?!
Патриарх Тихон, в другом из своих воззваний, от 9 августа 1920
г., обращается к председателю ВЦИК М. И. Калинину по поводу известной
«мощейной эпопеи», когда при зверском издевательстве изымали из храмов
св. мощи самых почитаемых русских святых. В этом послании Патриарх
показывает себя не только безбоязненным защитником Церкви, но и
прекрасным знатоком советского законодательства:
«...Как известно, почитание Святых и Их останков (мощей) и
приношение Богу жертвы путём возжигания восковой свечи являются древними
обрядами Православной и Римско-Католической Церквей, непосредственно
относящимся к области культа. Исходя из присущего будто бы всем мощам
признака нетления, VIII отдел Народного Комиссариата Юстиции, в лице
бывшего Петроградского священника Спас-Котловской Церкви Галкина и
бывшего ходатая по бракоразводным делам Шпицберга, занялся ревизованием
мощей Православной Русской Церкви, вскрывая раки и гробницы с останками
признанных Церковью Святых, а когда наконец нашёл мощи Святых Виленских
мучеников, удовлетворявшие выставленному ими признаку нетления, то в
возбуждённом судебном процессе старался доказать неправильность
церковной канонизации Виленских угодников.
Мощи, канонизация, восковые свечи – всё это предметы культа. И
ныне во имя попираемой идеи свободной совести приходится взывать к
власть имущим в РСФСР, как обратился когда-то Донат к Константину
Великому со словами "Какое дело Государству (особенно атеистическому) до
Церкви?"
Постановлением VI Всероссийского Съезда Советов от 8 ноября
1918 года (Собр. узак. 1918 г. № 90, ст. 908), постановлением Совета
Обороны от 8 декабря (Собр. узак. 1918 г. № 93, ст. 929), и письмом
Ленина к рабочим (Урок 3-й см. Известия Всероссийского Центрального
Исполнительного Комитета от 28 августа 1919 г. № 190) под страхом
строгой ответственности вменяется всем в обязанность точное соблюдение
изданных советской властью законов РСФСР и изданных центральной властью
постановлений и вместе указан порядок отступления от норм закона при
наличии условий, требующих такого отклонения от закона.
Ныне утверждаю, что образ действий VIII Отдела Народного
Комиссариата Юстиции в лице Галкина и Шпицберга нарушают Конституцию
РСФСР, декрет об отделении Церкви от Государства, и при этом не может
быть оправдан обычной ссылкой на переходящий момент, так как сама
Конституция, стремящаяся обеспечить действительную свободу совести,
рассчитана, по Её собственным словам (ст. 9) "на настоящий переходный
момент".
Дело в том, что декрет об отделении Церкви не только запрещает
"издавать какие-либо законы и постановления, которые бы стесняли или
ограничивали свободу совести" (п. 2), но даже обеспечивает "свободное
исполнение религиозных обрядов, поскольку они не нарушают порядка" (п.
5). При таких условиях гонения на мощи являются актом, явно не
закономерным с точки зрения советского законодательства.
...Галкин и Шпицберг явно увлекают РСФСР на тернистый путь
гонения религии со стороны государства и стеснения свободы совести.
Примеры древнеримских императоров, инсценированные процессы по делам
инакомыслящих епископов во время господства христианствующих царей,
судебные трибуналы доминиканцев и костры инквизиции в Испании, Германии,
Нидерландах, кажется, должны были бы убедить людей XX века в
непригодности системы гонений и невозможности насилием побороть идею
свободной совести. Если допустить возможность гонений на религиозный
культ в РСФСР, то как же это можно согласить с Конституцией (ст. 21),
предоставляющей в России "право убежища за религиозные
преступления"»?... [024]
Интересно было бы узнать, давались ли копии этих воззваний
Патриарха Тихона обращённые к советскому правительству всем ставленникам
во епископский сан в Московской Патриархии, как пример истинного,
православного метода обращения к властям?
Здесь были приведены обширные цитаты из посланий Патриарха
именно с целью познакомить читателя с тем, как безбоязненно проявлял
себя Патриарх Тихон перед лицом советского правительства. Нам всем
хорошо знакомы воззвания и обращения возглавителей Московской
Патриархии, с их заведомой ложью и выражениями благодарности советскому
правительству за все его «благодеяния», а также и заявления
представителей Московской Патриархии отрицающие существование гонений на
верующих со стороны советов.
Некоторые возражают, что при условиях советской действительности, они не могли бы по-другому писать.
Но Патриарх Тихон ясно показывает, что это вполне возможно.
«Пусть нас называют контрреволюционерами» – писал он – «пусть заточат в
тюрьму». «Пусть нас расстреливают». [025] Всё равно он продолжает говорить правду.
Вот как говорит истинный предстоятель Церкви Российской.
«Святейшая контрреволюция».
Интересный материал по поводу отношения советской власти к
словам Патриарха Тихона и вообще по поводу положения Церкви в первые
годы большевистского строя находится в книге М. Я. Лациса (Судрабс) «Два
года борьбы на внутреннем фронте», изданной в Москве в 1920 году самим
правительством в Государственном Издательстве. Эта книга подзаглавлена
«Популярный обзор двухгодичной деятельности Чрезвычайных Комиссий по
борьбе с контрреволюцией, спекуляцией, и преступлениями по должности».
В этой книге описывается подробно деятельность Ч. К. в течение
1918 и 1919 гг., и даётся статистический обзор числа арестов и
расстрелов по разным частям России в указанные годы.
Целая глава посвящена вопросам борьбы с церковью. [026]
Там, среди прочего, описывается мужество настоятеля Иоанна-Угрешского
монастыря, который, когда явилась группа «представителей советской
власти» с требованием «предоставления в порядке конской мобилизации
имеющихся в монастыре лошадей для нужд Военного Комиссариата», (т. е.
явилась банда грабителей-большевиков, чтобы украсть лошадей), ответил
им: «вашей Советской власти не признаю, a поэтому делайте всё, что
хотите, – грабьте – без моего согласия». [027]
Ч. К. производит обыск в монастыре, в котором в то время жил
Митрополит Московский Макарий и сообщает, что в покоях митрополита
обнаружила на письменном столе «только что составленное воззвание к
«православному русскому народу» по поводу смерти Николая II с
молитвенным концом: «Будем же молиться об упокоении души благоверного
сына церкви, потомка царственного дома Романовых», [028]
и другое воззвание митрополита Макария к православному русскому народу
по поводу прославления памяти патриарха Гермогена, в котором, по словам
Ч. К., народ призывается «восстать на защиту святой церкви от насилия
большевиков» и далее следует:
«Встань же, встань, наконец, православный русский народ,
послушай голоса своего первоиерарха, преемника святейшего патриарха
Гермогена, и соберись на защиту царствующих твоих градов». [029]
Мы можем заключить из этого официального документа, что
Патриарх Тихон не был одинок в своей готовности говорить правду русскому
народу.
Этот документ содержит и оценку деятельности самого Патриарха Тихона, с точки зрения Ч. К.:
«А вот ещё другой образчик святейшей контрреволюции.
Патриархом Тихоном было разослано послание архипастырям, пастырям и всем
чадам Православной Церкви. В этом послании говорится:
«Властию, данною нам от Бога, запрещаем вам приступать к тайнам Христовым, анафематствуем вас.
Заклинаем и всех верных чад Православной Церкви Христовой не
вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение».
Это контрреволюция в самом чистом виде». [030]
Хотя это будет небольшим отступлением от основной темы,
хотелось бы обратить внимание на статистический отдел книги «Два года
борьбы на внутреннем фронте», где можно найти таблицу, содержащую
статистику по мерам пресечения, употребляемыми Ч. К. в первые годы своей
деятельности. Так как Патриарх Тихон упоминает о заложниках в своём
воззвании Совнаркому, в то время как советское правительство всегда
утверждало, что никогда заложников не брало, небезынтересно видеть в
таблице о мерах пресечения и число заложников. Вот фотокопия этой
таблицы: [031]
Статистический отдел книги даже сопровождён оговоркой, что «цифры,
представленные здесь, далеко не полны. Они охватывают всего 20 губерний
центральной России».
Во всяком случае, картина ясна. Заложники были и
число их сильно возрастало, как росло и число заключённых в
«концентрлагерь». (Цифры за 1919 г. даны только за первые семь месяцев).
А ведь существуют и сейчас люди, даже и видные западные историки,
которые утверждают, что концлагеря были введены только Сталиным!
Появление «Советской Церкви».
Уже с первых же дней своего существования, советская власть ясно
осознала важность иметь верных сотрудников – лояльных
священнослужителей, готовых всеми мерами поддержать и укреплять
коммунистическое правительство.
Секретные до последнего времени документы ясно говорят об
этом. Например, секретный декрет Ленина о применении жесточайших мер при
изъятии церковных ценностей, постоянно говорит о том, что этим будет
подавлено именно «реакционное духовенство» (в отличии от «лояльного»,
революционного). В проекте об изъятии ценностей, составленном самим
Троцким, мы читаем, среди прочих, следующие пункты:
«6. Одновременно с этим внести раскол в духовенство, проявляя в
этом отношении решительную инициативу, и взяв под защиту
государственной власти тех священников, которые открыто выступают в
пользу изъятия.
7. Разумеется, наша агитация и агитация лояльных священников ни в коем случае не должна сливаться…
11. Изъятие лучше всего начинать с какой-либо церкви, во глав е которой стоит лояльный поп…». [032]
Из этого документа видно, что советская власть уже находила
«лояльных» священников, и при их помощи, проводила свою программу
уничтожения Церкви.
Революционно-настроенное духовенство с радостью восприняло это
новое «послушание» и своими действиями активно помогало тем, кто
совершал репрессии против «церковников», т.е. верующего населения.
В числе таких ранних апологетов советской власти были, к
сожалению, и епископы. Например, журнал «Революция и Церковь»
перепечатал интервью епископа Тобольского Иринарха
(Синеокова-Андреевского) с корреспондентом газеты «Тобольская коммуна», в
котором епископ Иринарх отрицает существование гонения на верующих со
стороны советской власти, и даёт идеологическое обоснование
необходимости нового подхода к отношениям между Церковью и государством
(интервью относится к 1918 г.):
«Мировая история свидетельствует, что зависимость Церкви от
государства всегда была гибельна для Церкви. Содружество с государством
делало Церковь раболепной и подхалимной, акт отделения Церкви от
государства и ноябрьское событие в жизни Церкви можно только
приветствовать, как раскрепощение православной Церкви». [033]
Но вскоре правительство убедилось, что нельзя опираться только
на какой-то процент духовенства, оказавшийся лояльным к советской
власти. Подавляющее большинство духовенства, возглавляемое Патриархом
Тихоном и верными своему призванию архиереями, не поддавалось ни
угрозам, ни обещанным за сотрудничество благам.
И пришлось большевикам продумать и привести в исполнение новую
программу, которая раз и навсегда освободила бы советский режим от
ненавистных ей верных священнослужителей большевики решили устроить свою
собственную, полностью послушную и всецело лояльную «советскую
церковь». Исходя из принципа «разделяй и властвуй», коммунистическое
правительство надеялось устроить раскол, который нанёс бы колоссальный
ущерб Церкви, и после которого осталась бы только одна сторона –
полностью покорная ему, и через которую правительство могло бы с большим
успехом проводить свои идеи.
Первая попытка советского правительства установить покорную
себе «советскую церковь», была совершена через обновленцев, уже давно
ставших на помощь большевикам.
М. И. Вострышев, в своей книге о Патриархе Тихоне «Божий
Избранник» пишет: «Начало обновленчеству, дух которого уже витал над
Россией в конце XIX века, положил Всероссийский Союз демократического
духовенства и мирян, созданный 7 марта 1917 года в Петрограде. Главным
качеством Союза было – раболепие перед правительством, главной целью –
захват церковной власти». [034]
Таким образом, совпали цели и большевистского правительства и ярых обновленцев.
Совпало это и с арестом Патриарха Тихона, 6 мая 1922. Патриарх
был сначала поставлен под стражу в своих покоях в Троицком подворье,
где органами был произведен тщательнейший обыск, а потом, 19 мая, был
переведен в Донской монастырь, где он содержался под строжайшим надзором
в трёх комнатах, без келейника, не имея даже права совершать Литургию в
домашней церкви. Одновременно с арестом Патриарха были арестованы все
находящиеся в его окружении лица, а также и управляющий делами
Московской епархии, архиепископ Никандр (Феноменов). Все они были
отправлены в тюрьму.
Первой задачей обновленцев было всячески оболгать находящегося
под стражей Патриарха. Начались появляться в прессе статьи и воззвания
от представителей обновленчества о необходимости лишения сана Патриарха
Тихона за его «реакционную деятельность». 12 мая 1922 года, делегация
обновленцев является к самому Патриарху, требуя, чтобы он сложил с себя
сан. Результатом этой встречи было назначение Патриархом Митрополита
Агафангела, непримиримого врага обновленчества, быть временно во главе
церковного управления. Вот его указ по этому поводу:
«Вследствие крайней затруднительности в церковном управлении,
возникшей от привлечения меня к гражданскому суду, почитаю полезным для
блага Церкви поставить Ваше Высокопреосвященство во главе церковного
управления до созыва Собора. На это имеется и согласие гражданской
власти, а потому благоволите прибыть в Москву без промедления.
Патриарх Тихон» [035]
Делегация обновленцев отправилась немедленно в Ярославль к
Митрополиту Агафангелу, для того, чтобы уговорить его работать с ними
руку об руку. Митрополит категорически отказался. Тогда ГПУ Митрополита
поставило под домашний арест, произвело несколько тщательнейших и
разрушительных обысков его покоев и канцелярии и отказало ему в
разрешении на выезд в Москву.
Это дало повод обновленцам заявить, что ввиду «отказа»
Митрополита Агафангела, дабы «Церковь не осталась без руководства», они
«вынуждены» были принять власть в свои руки.
14 мая, они выпустили воззвание, напечатанное в «Известиях», с
требованием «суда над виновниками церковной разрухи», т.е. над
Патриархом и его сторонниками. На следующий же день, главари
обновленческого движения были приняты председателем ВЦИКа Калининым,
который дал формальное согласие на создание Высшего Церковного
Управления «ввиду отстранения Патриархом Тихоном себя от власти».
Притом, обновленцы везде и всюду распространяли ложную версию событий,
что они «приступили к управлению церковному по соглашению с Патриархом»
(«Правда» 21 мая 1922 года) и что он добровольно «передал им свою
власть» («Известия» 16 июня 1922 года). [036]
Так и была создана официальная «советская церковь». К
сожалению, не видя другого выхода из создавшегося положения, и потеряв
надежду на то, что Патриарх Тихон когда-нибудь будет выпущен из
заточения, признали ВЦУ «единственно канонически законной церковной
властью» некоторые из виднейших иерархов, включая Митрополита
Владимирского Сергия (Страгородского), Архиепископа Нижегородского
Евдокима (Мещерского), и Архиепископа Костромского Серафима
(Мещерякова). К ним присоединились и Епископы Ямбургский Алексий
(Симанский) и Петергофский Николай (Ярушевич). Таким образом два
последующих Патриарха Московской Патриархии (Сергий и Алексий), и их
«правая рука» (Митрополит Николай), принимали активное участие в
обновленческом расколе и прошли успешно «школу» лояльности
богоборческому правительству.
Приводим текст воззвания, появившегося во всех газетах 3/16 мая, 1922 года, известного как «Меморандум трёх»:
«Мы Сергий, митрополит Владимирский и Шуйский, Евдоким,
архиеп. Нижегородский и Арзамасский, и Серафим, архиеп. Костромской и
Галичский, рассмотрев платформу Временного Церковного Управления,
заявляем, что целиком разделяем мероприятие Церковного Управления,
считаем его единственной канонически законной Верховной Церковной
властью, и все распоряжения, исходящие из него, считаем вполне законными
и обязательными.
Мы призываем последовать Нашему примеру всех истинных пастырей
и верующих сынов Церкви, как вверенных нам, так и других епархий». [037]
Историк Московской Патриархии, митрополит Мануил (Лемешевский)
в своём «Словаре епископов» по этому поводу писал следующее:
«Мы не имеем права скрыть от истории тех печальных потрясающих
отпадений от единства Русской Церкви, которые имели место в массовом
масштабе посл е опубликования... письма-воззвания трёх известных
архиереев. Многие из архиереев и духовенства рассуждали наивно и
правдиво так: «Если же мудрый Сергий признал возможным подчиниться ВЦУ,
то ясно, что и мы должны последовать его примеру». [038]
Высшее Церковное Управления вскоре получило официальное
признание Патриарха Константинопольского Григория VII, а также и
Александрийского Патриарха. Это весьма важно помнить, т. к. позже
Московская Патриархия будет приводить как доказательство своей
законности то, что её признают восточные Патриархи. Тот факт, что
восточные Патриархи признали обновленческую церковь ясно показывает, что
нельзя полагаться на их способность разбираться в сложных вопросах
касающихся положения Русской Церкви под властью коммунистов.
Патриарх Константинопольский даже обратился к самому Патриарху
Тихону с посланием, в котором он уговаривал его добровольно отказаться
от Патриаршества и признать обновленческое ВЦУ. Патриарх Тихон в
вежливой, но строгой форме ответил ему, что он считает действие
Константинопольского Патриарха недопустимым вмешательством во внутренние
российские церковные дела.
Долго не медля, новое церковное управления созывает церковное
совещание в Москве, которое избирает Архиепископа Евдокима своим
первоиерархом, возведя его в сан Митрополита. Совещание также проводит
целый ряд церковных реформ по программе обновленцев, включая и переход
на новый стиль, разрешение на второй брак для священнослужителей и
введение женатого епископата. Исполняя приказания исходящие из Кремля,
совещание также поддержало закрытие монастырей, ликвидацию святых мощей,
а самое главное, упразднение Патриаршества, «как монархический и
контрреволюционный способ руководства церковью», лишив при этом
Патриарха Тихона его священного сана. Все эти резолюции были
подтверждены на обновленческом «Втором Всероссийском Соборе» в мае 1923
г.
Вся тяжесть государственного аппарата легла на тех, кто
осмелился не признавать ВЦУ. Храмы были насильственно оторваны от верных
прихожан, a непокорных архиереев и священников арестовывали и ссылали,
или просто расстреливали.
Одним их ужаснейших актов насилия над церковью был суд над
Митрополитом Петроградским Вениамином (Казанским), обвиняемым якобы в
сопротивлении при изъятии церковных ценностей, но в действительности за
то, что он «посмел» запретить в священнослужении одного из главарей
обновленцев, прот. А. Введенского. Подробное описание самого суда можно
найти в книге Владимира Степанова (Русака) «Свидетельство обвинения».
Здесь обратим внимание лишь на образ стойкости самого Митрополита
Вениамина, являющегося достойным последователем прямолинейности
Патриарха Тихона.
После заключительной речи защитника Митрополита, Я. С.
Гуревича, прекрасно доказавшего отсутствие состава преступления,
обвиняемым дали возможность сказать «последнее слово». Вот как это
описывает Степанов:
«– Подсудимый Василий Казанский, – обращается председатель к митрополиту, – вам «последнее слово».
Митрополит не спеша встаёт, чётко вырисовывается его высокая фигура.
В зале всё замерло.
В начале митрополит говорит, что из всего, что он услышал о
себе на суде, на него более удручающе подействовало то, что обвинители
называют его «врагом народа»...
«Я – верный сын своего народа, я люблю и всегда любил его! Я
жизнь свою ему отдал, и я счастлив тем, что народ, вернее простой народ,
платит мне той же любовью, и он же поставил меня на то место, которое я
занимаю в Православной Церкви». [039]
Это было всё, что митрополит сказал о себе в своём «последнем
слове». Остальное время своей речи он посвятил исключительно
соображениям и объяснениям в защиту некоторых подсудимых.»
Митрополит на этом и закончил своё слово. Председатель обращается к нему:
«– Вы всё говорили о других Что же вы скажете о самом себе?
Митрополит, который уже сел, вновь приподнялся и, с некоторым
недоумением посмотрев на председателя, тихо, но отчетливо сказал:
– О себе… Что же я могу вам ещё сказать... Разве лишь одно я
не знаю, что вы мне объявите в вашем приговоре, – жизнь или смерть, – но
что бы в нём не провозгласили, я с одинаковым благоговением обращу очи
мои горе, возложу на себя крестное знамения и скажу (при этом митрополит
широко перекрестился и сказал): «Слава Тебе, Господи Боже, за всё!» [040]
Митрополита и троих других подсудимых расстреляли.
Самое печальное во всём этом деле было участие в суде
предводителей обновленческого движения в качестве свидетелей. Особенно
гнусным было выступление священника Красницкого, употребившего все
возможные меры, чтобы доказать вину Митрополита. Это было явным
доказательством теснейшего сотрудничества с властью тех, которые скоро
стали в передовых рядах «советской церкви».
За два месяца до Петроградского судебного процесса, в Москве
шёл аналогичный процесс над 54 священниками. Патриарха неоднократно
вызывали на процесс в качестве свидетеля. Приведём несколько отрывков из
стенографической записи допроса Патриарха, показывающих безбоязненность
его перед лицом советской власти:
«Обвинитель. Ваше послание касается
церковного имущества, как же понимаете Вы с точки зрения советских
законов, законно Ваше распоряжения или нет?
Св. Патриарх Тихон. Это Вам лучше знать. Вы – советская власть.
Председатель. Т. е. Вы говорите, что судить
нам, а не Вам. Тогда возникает вопрос – законы, существующие в
государстве, Вы считаете для себя обязательными или нет?
Св. Патриарх Тихон. Да, признаю, поскольку они не противоречат правилам благочестия. Это было написано в другом послании.
Председатель. Вот в связи с этим ставится
вопрос: не с точки зрения церковных канонов, a с точки зрения
юридической: вот имеется закон о том, что всё церковное имущество изъято
от Церкви и принадлежит государству, следовательно, распоряжаться им
может только государство, a Ваше послание касается распоряжения
имуществом и даёт соответствующие директивы, законно это или нет?
Св. Патриарх Тихон. С точки зрения советского закона, незаконно, с точки зрения церковной – законно.
Обвинитель. Значит, с советской точки зрения незаконно, и это Вы учитывали и знали, когда писали послание.
Св. Патриарх Тихон. В моём послании нет,
чтобы не сдавать. А вот я указываю, что кроме советской есть и церковная
точка зрения и вот с этой точки зрения – нельзя». [041]
Через два дня после этих показаний последовал арест самого
Патриарха по тому же делу о сопротивлении декрету об изъятии церковных
ценностей.
Находясь в заключении, Патриарх всё же не остался безгласным. В
конце 1922 года Патриарх провозглашает анафему обновленческому ВЦУ:
«Божиею милостию, смиренный Тихон, Патриарх Московский и всея
России, всем архипастырям, пастырям и всему Православному русскому
народу.
Благодать и милость Господа Нашего Иисуса Христа да
приумножится. В тяжёлую годину наших испытаний, в годы торжества сатаны и
власти антихриста, когда на наших глазах новыми иудами-предателями из
рода Нашего разрывается нешвенный хитон Христов – Святая Церковь
Православная, Мы, по долгу своего Первосвятительского служения,
призываем всех верных сынов Божиих стать твёрдо и мужественно за веру
Божию и на защиту Святой Церкви древлеправославной даже до уз, крови и
смерти, если того потребуют обстоятельства жизни, и запрещаем признавать
ВЦУ, как учреждение антихриста, в нём же суть сыны противления
Божественной Правде и церковным святым канонам.
Сие же пишем, да ведомо будет всем вам, что властию, данною
Нам от Бога – анафематствуем ВЦУ и всех имеющих с ним какое-либо
общение.
Благодать Господа да пребудет со всеми вами. Аминь. Смиренный
Тихон, Патриарх Московский и всея России. Москва, Донской монастырь.
23 ноября (6 декабря) 1922 г.» [042]
Как видно, несмотря на все старания правительства, первая
попытка установить послушную себе советскую церковь не удалась. Причиной
было то, что православный народ не признавал обновленческие
нововведения и просто перестал посещать храмы находящиеся в руках
обновленцев. Кроме того, авторитет Патриарха Тихона был настолько велик,
что он перевесил мощность государственного аппарата и усилия новой
церковной власти. Большевики давно бы просто убили Патриарха, но боялись
реакции международного общественного мнения. Совершенно откровенное
сообщение было получено, например, от английского правительства, в
котором говорилось, что если что случится с Патриархом Тихоном, Англия
прекратит всякое общение с новым советским правительством, которое к
тому времени она полу-признавала.
Пришлось под этим давлением советскому правительству выпустить
Патриарха из-под стражи, заставив его подписать при этом признание в
своей виновности. Приводим текст этого заявления, от 16 июня 1923 г.:
«Обращаясь с настоящим заявлением в Верховный Суд РСФСР, я считаю по долгу своей пастырской совести заявить следующее:
Будучи воспитан в монархическом обществе и находясь до самого
ареста под влиянием анти-советских лиц, я д е йствительно был настроен к
Советской власти враждебно, причём враждебность из пассивного состояния
временами переходила к активным действиям, как-то: обращение по поводу
Брестского мира в 1918 году, анафематствования в том же году власти, и,
наконец, воззвания против декрета об изъятии церковных ценностей в 1922
году. Все мои анти-советские действия за немногими неточностями изложены
в обвинительном заключении Верховного Суда. Признавая правильность
решения суда о привлечении меня к ответственности по указанным в
обвинительном заключении статьям Уголовного Кодекса за антисоветскую
деятельность, я раскаиваюсь в своих поступках против государственного
строя и прошу Верховный Суд изменить мне меру пресечения, т.е.
освободить меня из-под стражи.
При этом я заявляю Верховному Суду, что я отныне Советской
власти не враг. Я окончательно и решительно отмежёвываюсь как от
зарубежной, так и от внутренней монархическо-белогвардейской
контрреволюции. Патриарх Тихон (Василий Беллавин).». [043]
После освобождения из-под стражи, Патриарх продолжал жить в Донском монастыре, под надзором НКВД.
Освобождение Патриарха, даже при таких условиях, нанесло
сильный удар по новой советской церкви. Патриарх сразу же (15 июля 1923
г.) обратился с посланием к священнослужителям и всем верным чадам
Православной Российской Церкви, где объяснял подлог обновленцев,
решительно отрицал их заявления о том, что он передал им свою власть или
дал благословение на создание нового Высшего Церковного Управления, и
призывал православных к покаянию. Многие иерархи, включая Митрополита
Сергия и Архиепископа Серафима, публично каялись в содеянной ошибке, и
были приняты Патриархом опять в общение.
Интересно познакомиться с порядком публичного покаяния,
совершаемого в те дни, особенно при недавних заявлениях представителей
Московской Патриархии о том, что Зарубежная Церковь глубоко ошибается,
когда требует от переходящих в неё клириков Московской Патриархии
публичного покаяния.
При Патриаршем служении в церкви Иоанна Предтечи,
обновленческий Митрополит Серафим (Мещеряков) обратился с словом, в
котором всенародно каялся. После перечня своих ошибок и сложения с себя
титула Митрополита, полученного им от обновленцев, Архиепископ Серафим
обратился к Патриарху и сказал:
« – Святейший Отец наш! Прости меня, блудного Твоего сына, за
моё пребывание на стороне обновленческого раскола и прими в
молитвенно-каноническое общение – Архиепископ Серафим в пояс поклонился
Патриарху.
– Прости меня, многогрешного, за мои недостойные выступления
против Твоей Святыни – Архиепископ Серафим до земли поклонился
Патриарху.
– Простите меня, ради Пастыреначальника Нашего Христа, и вы,
архипастыри и пастыри, и своей всепрощающей любовью согрейте и озарите
закат моей жизни – Архиепископ Серафим до земли поклонился
священнослужителям.
– Простите меня и вы, братья и сестры, вы – непоколебимые
представители исконного русского благочестия, примите от меня земной
поклон за то, что своей стойкой преданностью и верностью Православной
Церкви сохранили драгоценную жизнь Патриарха, и помолитесь обо мне
Господу Богу, да укрепит Он Всесильный меня противостоять и в дальнейшем
всем козням диавольским и оградит от возможных скорбей, бед и несчастий
– Архиепископ Серафим до земли поклонился народу.
– Бог простит, – ответил народ». [044]
Вот как описывает процесс публичного покаяния одна русская женщина, сама присутствовавшая при этом:
«По освобождении Патриарха, соблазнившиеся во время его
заключения епископы, сознав свою ошибку, приходили к нему... Они каялись
перед Патриархом и просили принять их опять в лоно Патриаршей Церкви.
Ответ им у него был один:
– Я по долгу христианскому тебя прощаю, но этого недостаточно.
Вина твоя велика и перед народом, которому ты был соблазном. А потому
ты должен покаяться и перед ним. А если простит тебя народ, я приму тебя
с радостью и любовью.
Эти всенародные покаяния происходили в разных храмах Москвы во
время патриаршего служения. Всю литургию кающийся стоял в алтаре в
монашеском одеянии, a по окончании Её Патриарх выводил его на амвон.
Здесь он трижды кланялся в ноги Патриарху и также приносил во
всеуслышание своё покаяние. Затем перед молебном покаявшийся и прощёный
выходил из алтаря в облачении вместе с Патриархом и остальным
духовенством для сослужения.
Помню, как каялся один из них, каким глубоким раскаянием
дышали его скорбное орошённое слезами лицо и вся его коленопреклоненная
фигура. С каким усилием произнёс он изменявшим ему голосом свои первые
слова. Дальше он говорил твёрдо, долго и так горячо, что народ не смог
сдержать своей жалости, и кроме обычного: «Бог простит», раздались
возгласы: «Святейший, прости его...» [045]
Если такое покаяние приносили архиереи, всего лишь на
несколько месяцев удалившиеся от истины, интересно было бы знать, какое
покаяния должны были бы принести нынешние архиереи Московской
Патриархии, всю свою жизнь посвятившие служению сатанинской лжи?
Советское же правительство, не обращая ни малейшего внимания
на свой декрет об отделении церкви от государства, занялось прямым
вмешательством в церковные дела. 31 июля 1923 года было опубликовано
«разъяснение» петроградского прокурора Азовского, согласно которому
запрещалось поминовение за богослужениями Патриарха Тихона:
«На заявление Ваше от 24 июля о поминовении за богослужением
бывшего Патриарха Тихона сим разъясняем, что общественные его
выступления предусмотрены ст.ст. 815 и 67 Уголовного кодекса, за каковые
он привлечён к суду, то явно проявленное признание его отдельными
гражданами и группами в качестве своего духовного руководителя, а равно
публичное поминовение его за богослужением могут дать законный повод к
возбуждению уголовного преследования против виновных в пособничестве в
контрреволюционных действиях...». [046]
Подобное разъяснение было сделано и Новгородским прокурором,
показавшим удивительную литургическую осведомленность для советского
чиновника:
«...Торжественное поминовение на ектении, во время великого
входа и т. п. заведомых контрреволюционеров, как например, бывшего
Патриарха Тихона, находившегося под судом, именования его «Господином
нашим» и проч. уже выходит за рамки простой молитвы и является публичным
изъявлением хвалы заведомым врагам советской власти...
…Служители культа, которые будут продолжать такое поминовение…
как лица социально опасные, на основании декрета ВЦИК от 18 августа
1922 года будут представляться в особую комиссию при НКВД для высылки в
административном порядке с заключением на 3 года в лагерь принудительных
работ». [047]
8-го декабря 1923 года появляется циркуляр НКЮ (Наркомюста)
№254, согласно которому поминовение за богослужением «лиц осуждённых или
находящихся под судом» объявляется «уголовно-наказуемым деянием».
Совершенно ясно, что этот указ направлен против тех, кто продолжал
поминать Патриарха Тихона, вместо признанного правительством главой
Русской Церкви Митрополита Евдокима. Приводим текст циркуляра НКЮ №254:
«В связи с поступающими с мест запросами о том, представляет
ли собой уголовно-наказуемое деяние публичное чествование лиц осуждённых
или находящихся под судом за совершение тяжких государственных
преступлений, предлагаю руководствоваться нижеследующим.
Поскольку такое чествование, выражающееся в упоминании имени
данного лица в публичных молитвах, проповедях и т. п. с присоединением к
этому звания, по состоянию в коем это лицо совершило вменяемое ему
преступное деяние, носит характер явной политической демонстрации против
рабоче-крестьянской власти или направляется с явным намерением
возбудить в населении недовольство или дискредитировать власть, оно
является деянием уголовно-наказуемым». [048]
По этому поводу пишет Лев Регельсон, в своём труде «Трагедия Русской Церкви»:
«Надо признать, что угрожающие указы, изданные через несколько
месяцев после освобождения Патриарха о том, что обвинение с него не
снято, что он освобождён в порядке частной амнистии, так что поминовение
его имени за богослужением будет рассматриваться как контрреволюционное
действие и может служить основанием для расторжения с общиной договора
об аренде храма (т. е. фактически для закрытия храма и передачи его
обновленцам), не произвели на священнослужителей и рядовых верующих
никакого впечатления». [049]
Синод же Митрополита Евдокима, составленный в основном из
наспех склеенных разнообразных партий обновленцев и напуганных советской
властью епископов, начал распадаться, и попытки его натравлять
общественность против Патриарха Тихона производили только обратное
действие. Авторитет Патриарха Тихона, после его возвращения из тюремного
заключения, постоянно увеличивался среди верующего народа, который
видел в нём исповедника и мученика за веру.
Так продолжалось до самой смерти Патриарха Тихона, последовавшей в день Благовещения, 25 марта/7 апреля 1925 года
«Я написал это для властей, а ты сиди и работай».
Московская Патриархия всячески пытается доказать, что
Патриарх Тихон не благословлял деятельность Митрополита Антония и
Русской Православной Церкви Заграницей.
По этому поводу, среди сообщений о Всероссийском Церковном
Предсоборном Совещании (обновленческой церкви), печатаемых в «Известиях»
в течение июня 1924 г., находится очень важная ссылка на письмо
Патриарха Тихона Митрополиту Антонию, в котором Патриарх говорит совсем
иное. «Известия» сообщает, что, в своём докладе Предсоборному Совещанию
по поводу положения в Америке, Митрополит Евдоким, среди прочего,
отмечает «Митрополит Платон в Америке совершает всевозможные комбинации с
тем, чтобы умалить значение советской власти». И газета продолжает:
«Деятельность митрополита Платона митрополит Евдоким считает
отголоском бывшего патриарха Тихона и опирается на этом утверждении,
приводя письмо Тихона к Антонию Волынскому, которое он послал ему после
опубликования в советской прессе, что он отмежёвывается от зарубежной
контрреволюции: "Я написал это для властей, а ты сиди и работай". И
Антоний действительно работает, издаёт от имени организованного им в
Сербии Синода «Церковные Ведомости», в которых печатает небылицы о том,
как советская власть травила патриарха...» [050]
Приводим фотокопию этого документа:

У церковных историков Московской Патриархии часто
встречаются ссылки на Указ Патриарха Тихона от 5-го мая, 1922 года, в
котором Патриарх Тихон распустил Заграничное Высшее Церковное Управления
(об этом Митрополит Сергий (Страгородский) упоминает и в своей
«Декларации» 1927-го года).
Внимательный разбор хронологии происшедших в те дни событий не
может не поставить свободу действий Патриарха в означенный день под
вопрос. Патриарх Тихон выступал в последний раз в качестве свидетеля на
суде над Московскими священнослужителями 4-го мая, 1922 года. После
выступления Патриарха на суде (выдержки были приведены выше), обвинитель
сделал заявление о «привлечении к судебной ответственности Феноменова и
Беллавина (т. е. Архиепископа Никандра и Патриарха Тихона), в связи с
данными ими в судебном заседании показаниями и другими данными,
обнаружившимися во время судебного заседания». [051]
Арест Патриарха Тихона был неминуем, и последовал через два дня, именно
6-го мая. Считать, что Патриарх Тихон мог бы в этот короткий промежуток
времени вынести решение о Зарубежной Церкви в непринуждённой
обстановке, т. е. без наличия серьёзного элемента насилия, было бы
наивно.
Зарубежные архиереи, получив копию этого «Патриаршего Указа»
были смущены тем, что на нём отсутствовала подпись самого Патриарха.
Указ был переправлен с подписью архиепископа Фаддея, которого никто из
зарубежных архиереев не знал. Кроме того, уже стало известно о заточении
Патриарха и никто не мог с уверенностью утверждать, что этот Указ
выражал истинную волю Патриарха.
Тем не менее, из глубокого уважения к Патриаршему авторитету,
зарубежные епископы, согласно указу, немедленно распустили своё Высшее
Церковное Управление. При этом, они организовали новый высший церковный
орган, Архиерейский Синод Русской Православной Церкви Заграницей,
действующий на основании Патриаршего Указа от 7/20 ноября, 1920 года,
который давал точные указания как нужно поступать епископам, если прямая
связь с центральным церковным управлением будет прервана.
В связи с этим, следует иметь ввиду, что во время первого
своего Заместительства, (с декабря 1925 г . по декабрь 1926 г .),
Митрополит Сергий написал знаменательный и важный для истории Церкви
документ. 12 сентября 1926 года Митрополитом Сергием было отправлено
письмо к архиереям Зарубежной Церкви, в котором он фактически даёт своё
благословение на полное её самоуправление и даже на неподчинение
дальнейшим распоряжениям московской церковной власти (т. е. его
собственным распоряжениям), т. к. всегда можно будет подозревать, что
они не подлинно соответствуют его д е йствительным желаниям:
«Дорогие мои Святители,
Вы просите меня быть судьёй в деле, которого я совершенно не
знаю. He знаю, из кого состоит Ваш Синод и Собор и какие их полномочия.
He знаю я и предмета разногласий между Синодом и митрополитом Евлогием.
Ясно, что судьёй между Вами я быть не могу.
Ваше письмо даёт мне повод поставить общий вопрос может ли,
вообще, Московская Патриархия быть руководительницей церковной жизни
православных эмигрантов, когда между ними фактически нет отношений?
Мне думается, польза самого церковного дела требует, чтобы Вы
или общим согласием создали для себя центральный орган церковного
управления, достаточно авторитетный, чтобы разрешать все недоразумения и
разногласия и имеющий силу пресекать всякое недоразумение и всякое
непослушание, не прибегая к Нашей поддержке (всегда найдутся основания
заподозрить подлинность наших распоряжений или объяснять их
недостаточной осведомлённостью; одни будут их признавать, другие – нет,
например, митрополит Евлогий, как Вы пишите, ссылается на указ
Святейшего Патриарха от 22 года, а Вы – на указ 20 года и т. п.) или же
если такого органа, общепризнанного всей эмиграцией, создать по-видимому
нельзя, то уж лучше покориться воле Божией, признать, что отдельного
существования эмигрантская церковь устроить себе не может, и потому всем
Вам пришло время встать на почву канонов и подчиниться (допустим,
временно) местной православной власти, например, в Сербии – сербскому
патриарху, и работать на пользу той частной православной церкви, которая
Вас приютила.
В неправославных странах можно организовать самостоятельные
общины или церкви, членами которых могут быть и не-русские. Такое
отдельное существования скорее предохранит от взаимных недоразумений и
распрей, чем старания всех удержать власть и подчинить искусственно
созданному центру.
Подумайте, пожалуйста, об этом. Такая постановка дела,
по-видимому, более соответствует теперешнему положению и Нашей здешней
церкви. Желаю всех Вас обнять, лично с Вами побеседовать. Но, видно, это
возможно для нас лишь вне условий земной Нашей прискорбной и суетной
жизни. Простите и помолитесь. Господь да поможет Вам нести крест
изгнания и да сохранит Вас от всяких бед.
О Христе преданный и братски любящий
Митрополит Сергий» [052]
Интересно сопоставить это дружественное письмо с позднейшими
ярыми выпадами Митрополита Сергия и Московской Патриархии против
Зарубежной Церкви.
Подложное «Завещательное послание» патриарха Тихона.
Здесь уместно разобраться в истории документа, известного под
названием «Завещательное Послание Патриарха Тихона», якобы составленного
и подписанного им перед самой смертью.
Уже много писалось по вопросу о подлинности этого документа. В
сороковых и пятидесятых годах, официальные историки Московской
Патриархии выставляли этот документ как подлинный, и базировали
идеологию Московской Патриархии на мыслях, в нём изложенных.
Однако, в самое последнее время, даже официальные издания
Московской Патриархии изменили своё отношение к «завещательному
посланию».
В прекрасном номере «Православного Чтения» (1990 – №4, издание
Московской Патриархии), посвящённом полностью Патриарху Тихону, мы
находим пространную выдержку из труда проф. протопресвитера В. П.
Виноградова «О некоторых важнейших моментах последнего периода жизни и
деятельности Св. Патриарха Тихона (1923–1925 гг.)». [053]
Протопр. Виноградов, будучи сам сотрудником Патриарха Тихона в
течение шести лет, сперва в качестве члена а потом и председателя
Московского Епархиального Совета, описывает беседу происходящую в
последние часы жизни Патриарха, когда слышан был находящимся в соседней
комнате человеком голос Патриарха говорящего: «я этого не могу». Это
было при беседе Патриарха с митрополитом Петром, когда последний
очевидно принёс Патриарху текст предлагаемого патриаршего послания
«исправленного» комиссаром по церковным делам Тучковым, который всеми
силами добивался от Патриарха подписи на послании выражающем полную
лояльность к советской власти и осуждения заграничной иерархии.
Протопр. Виноградов с ясностью доказывает, что Тучкову так и
не удалось получить подпись Патриарха на этом послании, которое несмотря
на это, было опубликовано в «Известиях» через неделю после смерти
Патриарха, как подлинное его завещательное послание.
Подложность этого документа, объясняет протопр. Виноградов,
видна из того, что несмотря на то, что сразу же после погребения
Патриарха собралось совещание более 60 иерархов принимавших участие в
отпевании, Митрополит Пётр им ни слова не говорил о существовании
подписанного Патриархом завещательного послания, хотя, если такое
существовало, он не мог бы им этого не показать, притом на этом настоял
бы непременно и Тучков. Послание было опубликовано только после разъезда
архиереев.
После разбора явной ошибки в заголовке опубликованного
«послания», которую Патриарх никак не мог бы допустить, и то, что под
посланием стояло число только по новому календарю, в то время как
Патриарх под своими посланиями всегда ставил сперва число по старому
календарю, о. Виноградов приводит самое веское доказательство о
неподлинности завещательного послания: то, что на него не ссылается в
своей «Декларации» Митрополит Сергий:
«Но ещё доказательнее, в смысле неподлинности «послания»,
является отношение к нему митрополита Сергия. В качестве непременного
условия для легализации Патриаршего управления Тучков потребовал от м.
Сергия особого послания с ясным определённым заявлением о его полном
признании Советской власти и об искреннем расположении к ней. Всё это
как нельзя более сильно выражено в предсмертном "патриаршем послании". И
если бы оно было подлинным, то первое, что должен был бы Тучков
потребовать от м. Сергия, это выразить в своём послании своё полное
признание этого "патриаршего послания" и изъявление своей верности всем
тем директивам в отношении Советской власти, какие там даются русской
иерархии. Мало того, прямой ссылки на это "послание" и на данные там как
бы "патриаршие" директивы безусловно требовало от м. Сергия и наличное
настроение иерархии и церковного народа. Издавая своё послание, м.
Сергий хорошо знал, что с мыслями его послания крайне трудно будет
примириться и иерархии и церковному народу и что с их стороны в том или
другом объёме, но непременно должны обрушиться на него негодования и
создаться резкая оппозиция. И как бы ему было легко отвратить от себя
лично это негодование самым решительным образом – ссылкой и прямыми
выдержками из "послания" Патриарха, указать, что это, собственно, не его
лишь мысли, а мысли самого почившего Патриарха, против авторитета
которого должна умолкнуть всякая оппозиция. Но м. Сергий в своём
известном послании от 29 июля 1927 года явно и решительно уклоняется от
какого-либо упоминания об этом "послании" и от ссылок на него, даже в
тех случаях, в которых такие ссылки повелительно требовались существом
дела». [054]
Позже, конечно, положение изменилось. Когда нужно было поднять
авторитет Митрополита Сергия, не постеснялся церковный агитпроп вытащить
из ящика подделанное послание.
Помня, что благодаря высокому авторитету Патриарха Тихона,
первая советская церковь развалилась, новая церковь под руководством
Митрополита Сергия позже решила полностью «реабилитировать» Патриарха
Тихона, и превратить его посмертно в сторонника позиций изложенных в
Декларации Митрополита Сергия. Для этого подделанное послание как раз
подошло.
Хотелось бы отметить, что нельзя сказать, что Патриарх Тихон
никогда не уступал требованиям властей. Об этом мы читаем у Вострышева:
«Патриарх несказанно страдал от постоянной опёки ГПУ. Особенно
его угнетали требования пойти на то или иное соглашательство с властью
(например, закрыть Высшее церковное управление заграницей, перейти
Православной Церкви на григорианский стиль летоисчисления, допустить к
управлению церковными делами отдельных живцов),[055]
за каждое из которых было обещано ослабить гонения на религию,
помиловать конкретных, приговорённых к расстрелу или брошенных на
каторжные работы священнослужителей. Патриарх порою шёл на уступки
власти, молчаливо брал на себя весь грех деяний, неугодных верным
древним церковным канонам церковным людям, но потом нередко, когда
встречал недовольство своими решениями большинства клира и мирян,
возвращался к старому ладу и винил в случившихся ошибках лишь самого
себя, Великого Господина, который мог бы, но не хотел единовластно
противоречить голосу своей паствы.». [056]
Но был предел, через который Патриарх не мог переступить. И в этом его величайшая заслуга.
He забудем, что, хотя Патриарх Тихон, в своём «раскаянии»
перед Верховным Судом РСФСР заявил, что он «отныне советской власти не
враг», он никогда не сказал, что он ей друг (по сведениям «Православного
Чтения» он это не раз сам буквально говорил) [057].
Это прекрасно сознавала и сама советская власть. Даже в недавно
изданном (1987) очередном официозе, мы читаем о заявлении в верховный
суд Патриарха:
«...следует отметить, что в этот момент патриарх Тихон
объявлял лишь о лояльности к Советской власти, не выдавая себя за её
друга». [058]
Лучшим доказательством того, что Патриарх Тихон не был сломим
своим заключением под стражу является его последнее воззвание в ВЦИК, в
октябре 1924 г. (т. е. меньше чем за шесть месяцев до своей кончины):
«Церковь в настоящее время переживает беспримерное внешнее
потрясение. Она лишена материальных средств существования, окружена
атмосферой подозрительности и вражды, десятки епископов и сотни
священников и мирян без суда, часто даже без объяснения причин, брошены в
тюрьмы, сосланы в отдаленнейшие области республики, влачимы с места на
место, православные епископы, назначенные нами, или не допускаются в
свои епархии, или изгоняются из них при первом появлении туда, или
подвергаются арестам; Центральное Управления Православной Церкви
дезорганизовано, так как учреждения, состоящие при Патриархе
Всероссийском, не зарегистрированы и даже канцелярия и архив их
опечатаны и недоступны; церкви закрываются, обращаются в клубы или
кинематографы или отбираются у многочисленных православных приходов для
незначительных численно обновленческих групп; духовенство обложено
непосильными налогами, терпит всевозможные стеснения в жилищах, и дети
его изгоняются со службы и из учебных заведений потому только, что их
отцы служат Церкви...». [059]
Здесь нет ни малейшего сходства с раболепными выражениями
«благодарности» советскому правительству, которыми испещрены писания
обновленцев, a потом и Московской Патриархии. И это послание полностью
разбивает утверждения, что Патриарх Тихон, к концу своей жизни, изменил
свой подход к властям.
Уместным было бы закончить отдел о Патриархе Тихоне описанием
ещё одного его выступления на вышеупомянутом суде над 54 старейшими
московскими священниками, куда он был вызван в качеств е свидетеля
(передается со слов очевидца):
«Когда в дверях зала показалась величавая фигура в чёрном
облачении, сопровождаемая двумя конвойными, все невольно встали...
Святейший Патриарх спокойно осенил крестом подсудимых и, повернувшись к
судьям, величественно строгий, опершись на посох, стал ждать допроса.
«Вы приказывали читать всенародно Ваше воззвание, призывая народ к
неповиновению властям?» – спросил председатель. Патриарх спокойно
отвечает: «Власти хорошо знают, что в моём воззвании нет призыва к
сопротивлению властям, а лишь призыв сохранить свои святыни и во имя
сохранения их просить власть дозволить уплатить деньгами их стоимость и,
оказывая тем помощь голодным братьям, сохранить у себя свои святыни».
«"А вот этот призыв будет стоить жизни вашим покорным рабам",–
и председатель картинным жестом указал на скамью подсудимых. Любящим
взором окинул старец служителей алтаря и ясно и твёрдо сказал: "Я всегда
говорил и продолжаю говорить, как следственной власти, так и всему
народу, что во всём виноват я один, а это лишь моя Христова армия,
послушно исполняющая веления ей Богом посланного Главы. Но если нужна
искупительная жертва, нужна смерть невинных овец стада Христова,– тут
голос Патриарха возвысился и стал слышен во всех углах громадного зала, и
сам он как будто вырос, когда, обращаясь к подсудимым, поднял руки и
благословил их, громко и отчётливо произнося, – благословляю верных рабов Господа Иисуса Христа на муки и смерть за Него".
Подсудимые опустились на колени. Смолкли и судьи и обвинители. Полное
безмолвие воцарилось в зале. Заседание в этот вечер больше не
продолжалось.». [060]
Вот образ истинного Патриарха, который мы должны всегда иметь перед нашим духовным взором!
Стойкость митрополита Петра.
Незадолго до своей смерти, Патриарх Тихон, во исполнение
постановления Всероссийского Собора, наметил трёх архиереев, которые
могли бы быть его временными заместителями после его смерти в качестве
Патриаршего Местоблюстителя до созыва нового Собора, а именно,
Митрополита Кирилла, Митрополита Агафангела и Митрополита Петра. К тому
времени, многие епископы не признававшие Синод Митрополита Евдокима были
уже в заточении. Первые два архиерея намеченные Патриархом оказались
арестованными. Остался один Митрополит Крутицкий Пётр (Полянский),
который, по просьбе Совещания более 60 епископов, собравшихся на
отпевание Патриарха, принял на себя Местоблюстительство.
Митрополит Пётр оказался вполне достойным преемником Патриарха
Тихона, и полностью придерживался его мудрого направления.
Прекрасный материал о Патриаршем Местоблюстителе Митрополите
Петре мы находим в издании Московской Патриархии «Православная беседа»,
№1 за 1992 г.
Под рубрикой «Новомученики Россииские» находится статья (без
указания автора), озаглавленная «Святитель Пётр, Митрополит Крутицкий».
Здесь, после краткого изложения жизни Митрополита Петра до смерти
Патриарха, автор продолжает:
«После смерти Патриарха Тихона (7 апреля 1925 года) Владыка
Пётр стал Патриаршим Местоблюстителем. Ему в это время было шестьдесят
два года. Высокий, с величественной осанкой и проницательными голубыми
глазами, он сразу полюбился простому люду, во множестве стекавшемуся на
его службы в московских храмах и заполнявшему до отказа маленькую
приёмную в двухэтажном доме в Сокольниках.
Встав во главе церковного управления, митрополит Пётр
столкнулся с двумя враждебными силами – безбожной властью в лице
комиссара по церковным делам Тучкова и так называемыми обновленцами.
Последние всеми силами старались «подмять» под себя Русскую Православную
Церковь, а богоборческая власть всячески помогала им в этом: одних
епископов, не желавших принять обновленчество и изменить истинному
служению Христу, ссылали на каторгу, других же пытались склонить на
сторону еретиков всевозможными мирскими благами.
И вот в это тревожное, смутное время митрополит Пётр принял
единственно верное и мудрое решение. Он обратился ко всероссийской
пастве с посланием, в котором чётко и ясно изложил позицию Русской
Православной Церкви: нужно решительно отклонять какие-либо компромиссы с
обновленцами, держать строгий нейтралитет в отношениях с богоборческой
властью и твёрдо стоять в истине.
Послание, нанесшее сокрушительный удар по обновленцам и
укрепившее дух верных чад Церкви, самого митрополита обрекло на долгие и
унизительные гонения. Началась гнусная травля в прессе. В чём только
его не обвиняли! И в "контрреволюционной деятельности", и в "преступной
связи с заграницей", и в "предательстве интересов русского народа"!
Становилось очевидным, что арест митрополита неизбежен.
Лукавый Тучков, используя ситуацию в своих целях, предложил
владыке Петру сделку: бесправное положение Церкви улучшится, если
митрополит примет ряд условий. Например, он должен был подписать угодную
властям декларацию, устранить от церковной жизни неугодных большевикам
иерархов, осудить заграничных епископов и, наконец, сотрудничать с
безбожными властями. [061]
Комиссар нисколько не сомневался, что владыка дрогнет и, чтобы
избежать гонений и остаться на свободе, пойдет на уступки. Однако
сатанинский расчёт не оправдался – митрополит Пётр твёрдо и решительно
отказался от позорной сделки. Тучков потерпел очередное поражение.
А владыка вступил на свой крестный путь. 10 декабря 1925 года он был арестован и заключён в тюрьму на Лубянке.
– Господи, благодарю Тебя за то, что Ты даёшь мне,
недостойному, возможность пострадать за Тебя, – с истинно христианским
смирением сказал митрополит Пётр».[062]
После описания ещё нескольких попыток Тучкова манипулировать
церковной иерархией, автор пишет, что митрополита Петра заключили в
одиночную камеру в Суздале.
«Тучков снова предложил владыке Петру отказаться от
Местоблюстительства, но неподкупный иерарх решительно отверг это
предложение.
– Я никогда и ни при каких обстоятельствах не оставлю своего
служения Русской Православной Церкви и буду до самой смерти верен ей, –
сказал он.
Тут же последовал приказ отправить его в сибирскую ссылку...».
По свидетельству другого церковного историка, Владимира
Степанова (Русака), путь Святителя в Тобольск проходил этапом через
пересыльные тюрьмы в Вятке, Перми, Екатеринбурге и Тюмени. A дальше
Степанов приводит случай, показывающий, что Господь не оставляет Своих
верных слуг без помощи свыше. Повествуя об отправке в Сибирь Митрополита
Петра, Степанов пишет:
«В одну глухую ночь он был выброшен из вагона на ходу поезда
(видимо таким образом погиб не один епископ). Стояла снежная зима.
Митрополит упал в огромный сугроб, как в перину, и не разбился. С трудом
вылезши из него, огляделся – лес, снег и никаких признаков жизни. Он
долго шёл цельным снегом, и, выбившись из сил, сел на пень. Сквозь
поношенную рясу мороз пробирал до костей. Чувствуя, что начинает
замерзать, митрополит стал читать себе отходную.
Вдруг, видит: к нему приближается огромный медведь.
– Загрызёт, – мелькнула мысль, но бежать не было сил, да и куда бежать?
А медведь подошёл, обнюхал и спокойно улёгся у его ног. От
огромной медвежьей шубы повеяло теплом. Но вот он заворочался,
повернулся к митрополиту брюхом, растянулся во всю длину и сладко
захрапел. Долго колебался Владыка, глядя на спящего медведя, потом не
выдержал холода и лег рядом с ним, прижавшись к тёплому животному.
Лежал, и то одним, то другим боком поворачивался к зверю, чтобы
согреться, а медведь глубоко дышал во сне и обдавал его горячим
дыханием.
Когда начал брезжить рассвет, митрополит услышал далекое пения
петухов: жилье. Он осторожно, чтобы не разбудить медведя, встал на
ноги. Но медведь тоже поднялся и, отряхнувшись, побрёл к лесу.
Отдохнувший Владыка пошёл на петушиные голоса и вскоре дошёл
до небольшой деревеньки. Постучавшись в крайнюю избу, он объяснил, кто
он и попросил приюта, пообещав, что за все хлопоты и расходы хозяевам
заплатит сестра. Владыку впустили и он полгода прожил в этой деревне.
Написав сестре, она приехала, но вскоре за ней приехали «люди» в
штатском...». [063]
Вернёмся к описанию «Православной беседы»:
«He теряя времени, Тучков принялся обрабатывать архиепископа
Угличского Серафима. Он предложил владыке то же, что в своё время
Местоблюстителю. Архиепископ Серафим с честью выдержал испытание. Он
отверг предложение, сказав, что столь важные вопросы он не может решать
без старших иерархов.
В это время митрополит Сергий был выпущен из тюрьмы, и
архиепископ Серафим передал ему управление Русской Церковью. Вскоре
вышла в свет известная декларация митрополита Сергия, воспринятая
многими как недопустимый компромисс с врагами Церкви». [064]
Автор тогда описывает ссылку митрополита Петра на крайний север, в зимовье Хэ. И продолжает:
«Подходил к концу срок ссылки владыки. Его доставили в
Тобольск, где его поджидал Тучков. Он снова предложил своему заклятому
врагу отказаться от Местоблюстительства, обещая ему в случае согласия
полную свободу. Митрополит Пётр наотрез отказался. Срок его ссылки был
продлён ещё на три года, и он был немедленно отправлен обратно в Хэ.
Миновал и новый трёхлетний срок. Однако мало кто надеялся на
освобождение владыки, и менее всего он сам. Так оно и случилось.
Кровавый комиссар предложил ему в обмен на свободу одобрить деятельность
митрополита Сергия.
Относясь с большой любовью и уважением к своему преемнику, "от
святительской руки которого принял постриг и благодать священства",
митрополит Пётр не мог закрывать глаза на те действия митрополита
Сергия, которые вносили соблазн и разделения в Православную Церковь. He
поднимая вопроса о лишении его заместительских полномочий, Патриарший
Местоблюститель вместе с тем с твёрдостью указывал ему в одном из писем,
что "ввиду чрезвычайных условий жизни Церкви, когда нормальные правила
управления подвергаются всяким колебаниям, необходимо поставить
церковную жизнь на тот путь, на котором она стояла в первое Ваше
заместительство. Вот и благоволите вернуться к той, всеми уважаемой
Вашей деятельности".
Как сообщили в свое время власти, владыка Пётр умер 1 сентября
1936 года. Где? При каких обстоятельствах? Это до сих пор неизвестно. [065] Но он умер, HE ПРЕДАВ ХРИСТА, HE ИЗМЕНИВ ПРАВОСЛАВИЮ!». [066]
Печально, что митрополит Сергий не смог проявить такую же
стойкость в лице воинствующего зла, воплощённого в комиссаре по
религиозным делам Тучкове. Отрадно, однако, видеть, что и в изданиях
Московской Патриархии иногда проглядывается истина и можно найти более
правдивую оценку действий митрополита Сергия. Хотя понятно, почему автор
статьи счёл нужным проявить «тактичность» и своей фамилии не указал.
Первосвятители: Местоблюстители и Заместители.
Необходимо остановиться на вопросе о преемственности
первосвятительской власти после смерти Патриарха Тихона, т. к. от
правильного понимания этого вопроса зависит и правильная оценка
каноничности последующих действий Митрополита Сергия.
Уже в 1918 году, Всероссийский Собор чувствовал, при надвижении
страшных гонений на Церковь Христову, что эти гонения будут направлены и
на Первосвятителя Её, Патриарха Тихона, особенно принимая во внимание
откровенность и безбоязненность его первых посланий. Арест и даже
расстрел Патриарха были вполне реальными опасностями.
Собор принимает решение: предложить Патриарху назначить трёх
заместителей, не объявив об этом никому, кроме них самих (чтобы
богоборцы не смогли бы убрать и их, вместе с Патриархом). Патриарх
согласился исполнить решение Собора.
В 1923 году, Патриарх, ввиду изменившихся и угрожающих
обстоятельств открыто заявляет о его заместителях на случай смерти или
ссылки.
A 25 декабря 1924/7 января 1925 года (т. е. за четыре месяца до смерти) Патриарх издаёт Указ следующего содержания:
«В случае Нашей кончины Наши Патриаршие права и обязанности, до
законного выбора нового Патриарха, предоставляем временно
Высокопреосвященному митрополиту Кириллу (Смирнову). В случае
невозможности по каким-либо обстоятельствам вступить ему в отправления
означенных прав и обязанностей, таковые переходят к Высокопреосвященному
митрополиту Агафангелу (Преображенскому). Если же и сему митрополиту не
представится возможности осуществить это, то Наши Патриаршие права и
обязанности переходят к Высокопреосвященному Петру (Полянскому),
митрополиту Крутицкому.
Доводя о настоящем Нашем распоряжении до общего сведения всех
Архипастырей, пастырей и верующих Церкви Российской, считаем долгом
пояснить, что сие распоряжение заменяет таковое Наше распоряжение,
данное в ноябре месяце 1923 года.
Тихон, Патриарх Московский и всея России». [067]
Это распоряжение Патриарха было рассмотрено совещанием
епископов, собравшихся на погребение Патриарха. Совещание 30 марта/12
апреля 1925 года выносит следующую Резолюцию:
«Убедившись в подлинности документа и учитывая 1) то
обстоятельство, что почивший Патриарх при данных условиях не имел иного
пути для сохранения в Русской Церкви преемства власти и 2) что ни
митрополит Кирилл (Смирнов), ни Митрополит Агафангел (Преображенский),
не находящиеся теперь в Москве, не могут принять на себя возлагаемых на
них вышеприведенным документом обязанностей, Мы, Архипастыри, признаём,
что Высокопреосвященный митрополит Пётр (Полянский) не может уклониться
от данного ему послушания и во исполнение воли почившего Патриарха
должен вступить в обязанности Патриаршего Местоблюстителя». [068]
Таким образом, Митрополит Пётр получил прямое указание от
собравшихся архиереев (их было более 60-ти) о необходимости принять на
себя права и обязанности Местоблюстителя Патриаршего Престола.
He долго пришлось Митрополиту Петру вести корабль церковный.
Оказавшись таким же непримиримым врагом обновленчества, как его
предшественник, и решительно отказываясь от подписания желаемых
правительством документов о внутренней солидарности с советской властью,
он подпал под пресс богоборческого правительства. 27 ноября/10 декабря
1925 года, всего лишь восемь месяцев после смерти Патриарха, Митрополит
Пётр был арестован. Никогда больше он не увидит свободы.
За четыре дня до своего ареста, Митрополит Пётр написал распоряжение о возможных заместителях:
«В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам
отправлять Мне обязанности Патриаршего Местоблюстителя, временно поручаю
исполнение таковых обязанностей Высокопреосвященнейшему Сергию
(Страгородскому), митрополиту Нижегородскому. Если же сему митрополиту
не представится возможности осуществить это, то во временное исполнение
обязанностей Патриаршего Местоблюстителя вступит Высокопреосвященнейший
Михаил (Ермаков), Экзарх Украины, или Высокопреосвященнейший Иосиф
(Петровых), архиепископ Ростовский, если митрополит Михаил лишен будет
возможности выполнить это моё распоряжение.
Возношение за богослужениями Моего имени, как Патриаршего М стоблюстителя, остаётся обязательным.
Временное управление Московской епархией поручаю Совету
Преосвященных Московских викариев, а именно под председательством
епископа Дмитровского Серафима (Звездинского), епископу Серпуховскому
Алексию (Готовцеву), епископу Клинскому Гавриилу (Константиновичу) и
епископу Бронницкому Иоанну (Василевскому).
Патриарший Местоблютитель
Митрополит Крутицкий,
Смиренный Пётр 23.11 (6.12) 1925 гор. Москва». [069]
Можно видеть при сопоставлении документа Митрополита Петра с
Патриаршим документом существенные разницы: 1) Патриарх Тихон говорит о
временной передаче Патриарших прав и обязанностей – Митрополит Пётр лишь
о временном исполнении обязанностей Патриаршего Местоблюстителя (у
которого, фактически были две основные обязанности: созыв Собора
епископов для выборов нового Патриарха и ведения текущих дел до такового
Собора). 2) Патриарх предусматривает своё распоряжение как вступающее в
силу только после его смерти – Митрополит Пётр явно говорит о других
обстоятельствах могущих препятствовать ему в совершении своих
обязанностей, и не предусматривает случай его смерти, требуя
обязательное поминовение его за богослужениями. Совершенно ясно, что
Митрополит говорил о своём скором заточении или ссылке. 3) Распоряжение
Патриарха получило единогласное одобрение со стороны находящихся на
свободе епископов – распоряжение Митрополита Петра никогда такого
одобрения не получало.
После ареста Митрополита Петра 10 декабря 1925 года, на
основании сего документа, его заменил Митрополит Сергий. Он оказался его
заместителем до 13 декабря 1926 года, когда сам был арестован. Согласно
резолюции Митрополита Петра, заместителем стал тогда Митрополит Иосиф
(Петровых), который вскоре издал распоряжение, намечая своих возможных
заместителей, а именно архиепископа Корнилия (Соболева), архиепископа
Фаддея (Успенского) и архиепископа Серафима (Самойловича). Последний,
после ареста Митрополита Иосифа, стал исполняющим обязанности
Патриаршего Местоблюстителя, и оставался в этой должности до
неожиданного освобождения Митрополита Сергия, последовавшего 7/20 марта,
1927 года, после которого тот опять принял на себя права заместителя
Местоблюстителя.
Если принять во внимание то обстоятельство, что Митрополит
Иосиф, в своём распоряжении о намечаемых им заместителей, кроме
указанных трёх архиереев, которые намечались им в качестве преемственных
Местоблюстителей, указал ещё шесть архиереев, которые могли бы
исполнять должность заместителей Местоблюстителя, то получается, что
было пятнадцать архиереев – назначенных временно занимать должность
Патриаршего Местоблюстителя, что, безусловно, не могло не вызвать
осложнений, особенно когда один из старших кандидатов, «обойденных»
из-за того, что он находился в тюрьме или ссылке, возвращался.
Так и произошло во время первого заместительства Митрополита
Сергия, права которого, вспомним, истекали исключительно из распоряжения
Митрополита Петра.
5/18 апреля 1926 года вернулся из ссылки Митрополит Агафангел,
и сразу же объявил о своём вступлении в исполнение обязанностей
Патриаршего Местоблюстителя, на основании постановлений Всероссийского
Собора и распоряжений Патриарха Тихона от 1922 и 1924 гг. На это он имел
полное право, будучи старшим по сравнению с Митрополитом Петром из
намеченных Патриархом Местоблюстителей, и единственным из них
оказавшимся на свободе.
Как реагировал Митрополит Сергий, когда он получил письмо
Митрополита Агафангела о вступлении его на должность Патриаршего
Местоблюстителя с распоряжением о возношении его имени за богослужением?
Решительным отказом. Он отвечает Митрополиту Агафангелу
письмом, в котором старается доказать, что церковную власть уже принял
Митрополит Пётр, и что:
«.. .в распоряжении Святейшего нет ни слова о том, чтобы он
принял власть лишь временно, до возвращения старейших кандидатов. Он
принял власть законным путём и, следовательно, может быть Её лишён
только на законном основании, т. е. или в случае добровольного отказа,
или по суду архиереев». [070]
He достигнув желаемого для себя результата увещаниями,
Митрополит Сергий решает действовать путём насилия. Он 10/23 мая
отправляет письмо Митрополиту Агафангелу с угрозой отстранить его от
управления Ярославской епархией, если тот не восстановит возношения по
епархии имени Митрополита Петра, а на следующий день предаёт Митрополита
Агафангела суду архиереев, находящихся в то время в Москве, сообщая им о
«тяжести нарушения канонов и размеров произведенного соблазна». [071]
В тот же день, 11/24 мая, Митрополит Агафангел частично сдался
под давлением Митрополита Сергия. Он отправил последнему телеграмму
следующего содержания:
«Продолжайте управлять Церковью. Я воздержусь от всяких
выступлений, распоряжение о поминовении митрополита Петра сделаю, так
как предполагаю ради мира Церковного отказаться от местоблюстительства».
[072]
Но Митрополит Агафангел указывал в своей телеграмме, что он
ещё только предполагает отказаться от местоблюстительства.
Действительного отказа не было. Через неделю, 18/31 мая, Митрополит
Агафангел получил письмо из тюрьмы от Митрополита Петра, в котором
последний сообщает, что узнал о вступлении Митрополита Агафангела в
отправление обязанностей Местоблюстителя и приветствует его по этому
поводу, отказываясь в его пользу от своих прав. [073]
Митрополит Агафангел немедленно переправил это письмо
Митрополиту Сергию. Казалось бы, что Митрополиту Сергию оставался тогда
только один возможный честный шаг: «свернуть свои палатки» и признать
права Митрополита Агафангела, в то время, в силу заявления Митрополита
Петра, единственного законного возглавителя Русской Церкви. Ведь права
Митрополита Сергия исходили исключительно из прав Митрополита Петра. Как
только Митрополит Пётр отказался от своих прав в пользу Митрополита
Агафангела, права Митрополита Сергия полностью прекращались.
Однако, Митрополит Сергий и здесь не поддаётся. Он продвигает
дальше дело суда над Митрополитом Агафангелом и 31 мая/13 июня
накладывает резолюцию на определение группы епископов, одобряющих его
действия против митрополита Агафангела. Притом, резолюция воздерживается
от запрещения в священнослужении Митрополита Агафангела поскольку «его
выступление находит для себя некоторое извинение в получении им письма
митр. Петра». Даётся Митрополиту Агафангелу недельный срок для
подчинения.
В тот же день, Митрополит Сергий отправляет письмо Митрополиту
Агафангелу, в котором указывает, что он не может подчиниться воле
Митрополита Петра, поскольку тот
«... передавший мне хотя и временно, но полностью права и
обязанности Местоблюстителя и сам лишённый возможности быть надлежаще
осведомлённым о состоянии церковных дел, не может уже ни нести
ответственности за течение последних, ни тем более вмешиваться в
управление ими». [074]
Митрополит Сергий идет ещё дальше в своём письме: он
утверждает, что так как Митрополит Агафангел уже был предан
архиерейскому суду за совершённое им «антиканоническое деяние»,
Митрополит Пётр, приветствуя это деяние «сам становится соучастником его
и тоже подлежит наказанию».
Раньше Митрополит Сергий утверждал, что права Местоблюстителя
кончаются при его добровольном отказе от них. Здесь, при наличии
добровольного отказа Митрополита Петра в пользу Митрополита Агафангела,
Митрополит Сергий этого не признаёт, и угрожает им обоим судебными
санкциями.
Митрополит Агафангел, ради мира церковного, сдался, и объявил о
своём отказе от Местоблюстительства якобы из-за «преклонного возраста и
расстроенного здоровья» в письмах Митрополиту Петру и Митрополиту
Сергию. На этом дело кончилось.
Но остаётся неоспоримым тот факт, что Митрополит Сергий путём
насилия узурпировал власть законного Патриаршего Местоблюстителя.
Позже, когда выйдет в свет печальная «Декларация» Митрополита
Сергия, и посыпятся со стороны архиереев и священников возражения против
неё, значительная часть возражений будет касаться не самой сущности
декларации (именно, отдача Церкви под руководство богоборческой власти),
а вопросу: имел ли Митрополит Сергий законные полномочия на этот шаг?
Этот вопрос обсуждается и поныне.
Нужно признаться, что все вопросы о том, был ли Митрополит
Сергий законным заместителем Патриаршего Местоблюстителя или нет, а
также и о том, какие у него были права и полномочия, вращаются вокруг
печального факта, что постановления Всероссийского Собора и Патриарха
Тихона о заместительстве находятся на довольно шаткой канонической
почве. Конечно, члены Собора и сам Патриарх Тихон прекрасно знали
церковные каноны, категорически запрещающие назначение при жизни
епископа каких-либо заместителей на случай его смерти.
Например, Правило 23 Поместного Антиохийского Собора (341 года) гласит:
«Епископу не позволяется, вместо себя, поставляти другаго, в
преемника себе, хотя бы он был и при конце жизни: аще же что таковое
соделано будет: то поставление да будет недействительно. Но да
соблюдается постановление церковное, определяющее, что Епископа должно
поставляти не инако, разве с Собором и по суду Епископов, имеющих власть
произвести достойного по кончине преставльшагося». [075]
Решение Всероссийского Собора было вызвано реальными
опасениями, что Патриарха могут в любой момент арестовать и расстрелять
или сослать. Желание сохранить преемственность власти Патриаршей и
оградить Церковь от споров во время страшных испытаний было естественным
и понятным.
Однако, решение выходило за пределы церковных канонов и
Положения об управлении Церкви, принятом на Всероссийском Соборе.
Полномочия и права назначенных Патриархом заместителей в его
постановлении не были достаточно точно определены. He было указано как
поступать, если один из первых намеченных вернётся из заключения когда
второй или третий уже принял на себя управление. He указано было
распространяется ли дарованное Патриарху Собором чрезвычайное право
назначать себе преемников на самих этих преемниках, т. е. осталось
неясным, имеют ли они права единолично назначать себе преемников, или
нет.
Все эти неясности и легли в основe споров о полномочиях
Патриарших Местоблюстителей и их Заместителей, и были предметом
оживленнейшей переписки среди иерархов, как находящихся на свободе, так и
находящихся в заключении.
Московская Патриархия приняла позицию, что Митрополит Сергий
был законным заместителем Местоблюстителя Патриаршего престола, и что он
носил в себе всю полноту патриаршей власти. Авторитетнейшие
архипастыри, среди которых были и Митрополиты Кирилл, Агафангел и Иосиф
таких прав у Митрополита Сергия не признавали.
Остаётся лишь придти к заключению, что малейшее отклонение от
святых канонов, несмотря на самые искренние и добрые намерения,
неизбежно приводит к печальным результатам.
В декабре 1926 года, Митрополит Сергий был арестован.
Уже скомпрометированный первым своим опытом сотрудничества с
советской властью в составе ВЦУ, Митрополит Сергий очевидно в заточении
поддался давлению большевиков и согласился помочь им в уже второй
попытке установить лояльную богоборческой власти «советскую церковь», но
уже без примеси непринятого народом обновленчества и без всяких нападок
на память Патриарха Тихона.
Последовала печально-знаменитая Декларация, и новая советская
церковь, уже в виде Московской Патриархии, появилась на свет.
Предательство митрополита Сергия: его «Декларация».
Через три месяца после своего ареста, неожиданно был освобождён
из тюремного заключения Митрополит Сергий (20 марта 1927 года). Это
было как раз в разгар арестов и отправления в далёкую ссылку архиереев.
При этом, он получил право жить в Москве, хотя раньше ему это было
запрещено.
Митрополит Сергий сразу же начал осуществлять страшное для
Церкви дело. Он единолично и целенаправленно начал изменять состав
епископата Церкви. Архиереи, находящиеся в ссылке, увольнялись на покой.
Вернувшиеся из ссылки архиереи, если они не соглашались с деятельностью
Митрополита Сергия, назначались в самые отдалённые окраины. Начались
хиротонии близких к Митрополиту Сергию лиц, преимущественно из
обновленцев. Как описывает это Владимир Степанов (Русак):
«Неудивительно, что власти так настойчиво добивались от
Патриарха Тихона и его преемников права контролировать состав
епископата: пока это требование, хотя и негласным условием легализации,
не было выполнено, Церковь, возглавляемая пастырями-исповедниками, была
непоколебима. Ликвидация Церкви могла идти беспрепятственно лишь после
того, как церковное управление начало дополнять судебно-административное
насилие над иерархами насилием церковно-каноническим, увольняя с кафедр
исповедников и ставя на их место лиц, удовлетворяющих требования
властей. Патриарх Тихон все эти притязания категорически отклонял. Зато
"отлично" выполнил м. Сергий». [076]
Через два месяца после освобождения, 18 мая 1927, Митрополит
Сергий объявил о существовании организованного им «Патриаршего» Синода.
Его состав был следующий: Митрополит Серафим (Александров), Архиепископ
Сильвестр (Братановский), Архиепископ Алексий (Симанский) и Архиепископ
Филипп (Гумилевский), под председательством Митрополита Сергия, в
качестве «заместителя патриаршего Местоблюстителя».
Другие архиереи не могли не быть встревожены составом
сергиевского Синода. Митрополит Серафим подозревался многими в прямой
связи с ГПУ, Архиепископы Сильвестр и Алексий (как и сам Митрополит
Сергий) – бывшие обновленцы, а Архиепископ Филипп вернулся из секты т.
н. «беглопоповцев».
Наконец, 29-го июля 1927 года Митрополит Сергий огласил от
имени всей Русской Православной Церкви Декларацию, в которой перешёл от
объявленной Патриархом Тихоном и до того строго соблюдаемой
аполитичности, на полное слияние интересов церкви с интересами
богоборческого сов е тского коммунистического правительства.
Самая существенная часть Декларации гласит:
«Приступив, с благословения Божия, к Нашей Синодальной работе,
мы ясно сознаём всю величину задачи, предстоящей как нам, так и всем
вообще представителям Церкви. Нам нужно не на словах, а на деле
показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к советской
власти, могут быть не только равнодушные к Православию люди, не только
изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно
дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем
его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть Православными и
в то же время сознавать Советский Союз Нашей гражданской родиной,
радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши
неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот,
какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла,
подобное варшавскому, сознаётся нами, как удар, направленный в нас.
Оставаясь Православными, мы помним свой долг быть гражданами Союза “не
только из страха, но и по совести”, как учил нас Апостол (Рим. XIII, 5).
И мы надеемся, что с помощью Божиею, при нашем общем содействии и
поддержке, эта задача будет нами разрешена». [077]
Каждый верующий понимает, что выраженное здесь – полнейший
абсурд, что Церковь никак не может разделять «радости и успехи»
правительства, если среди желаемых «успехов» правительство видит полное
уничтожение Церкви и религии вообще. Нисколько это внутреннее
противоречие не смущает Митрополита Сергия.
Необходимо вспомнить и о другой части Декларации, менее часто
цитируемой, в которой митрополит Сергий требует полной лояльности к
Советскому Союзу со стороны заграничных священнослужителей.
«Особенную остроту при данной обстановке получает вопрос о
духовенстве, ушедшем с эмигрантами за границу. Ярко противосоветские
выступления некоторых наших архипастырей и пастырей за границей, сильно
вредившие отношениям между правительством и Церковью, как известно,
заставили почившего Патриарха упразднить заграничный Синод (22 апреля/5
мая 1922 г.). Но Синод и до сих пор продолжает существовать, политически
не меняясь, а в последнее время своими притязаниями на власть даже
расколол заграничное церковное общество на два лагеря. Чтобы положить
этому конец, мы потребовали от заграничного духовенства дать письменное
обязательство в полной лояльности к Советскому Правительству во всей
своей общественной деятельности. He давшие такого обязательства или
нарушившие его будут исключены из клира, подведомственного Московской
Патриархии. Думаем, что, размежевавшись так, мы будем обеспечены от
всяких неожиданностей из-за границы. С другой стороны, Наше
постановление, может быть, заставит многих задуматься, не пора ли им
пересмотреть вопрос о своих отношениях к Советской власти, чтобы не
порывать со своей родной Церковью и родиной». [078]
Митрополит Сергий прекрасно знал, что заграничное духовенство
не могло бы дать указанного «письменного обязательства в полной
лояльности к Советскому Правительству». Принимая во внимание то, что
большинство заграничного духовенства никогда гражданами Советского Союза
не было, и многие уже стали гражданами тех стран, в которых поселились,
подобный акт был бы предательством по отношению к их новой стране.
Никакая страна не позволяет своим гражданам подписывать акт о полной
лояльности чужому государству – за такой поступок немедленно лишили бы
гражданства. Кроме того, политические взгляды отдельных граждан являются
личным их делом – никто их не может навязывать извне.
Каждому здравомыслящему человеку было ясно, что требования о
подписке в лояльности советскому правительству было лишено элементарной
логики. Ведь митрополит Сергий не мог представлять интересы
правительства, при существующем законе о полном отделении церкви от
государства. Митрополит Сергий, возможно, был бы в праве требовать
лояльности к себе или к собранному им Синоду, т. к. он выставлял себя
как законного возглавителя Русской Церкви. Но требовать от заграничного духовенства свидетельство о лояльности советскому правительству он не имел ни малейшего основания.
Однако, Советское правительство было сильно уязвлено
выступлениями русских эмигрантов, в том числе и представителей Церкви,
которые говорили всему миру правду о зверских гонениях на христиан, и
вообще о чудовищной жестокости советского строя. Особенно в то время,
когда советское правительство пыталось получить официальное признание
европейских стран и Соединённых штатов, и даже обсуждался вопрос о
возможной крупной финансовой помощи из-за границы, советское
правительство старалось всеми силами давить на русских эмигрантов, чтобы
они прекратили бы свою «антисоветскую деятельность». Из-за этого
столько было давления на Патриарха Тихона и на других иерархов, чтобы
они призывали заграничное духовенство прекратить свои выступления по
поводу гонений на церковь со стороны большевиков.
Указанное требование Декларации Митрополита Сергия яснее всего
показывает, что содержание её было диктовано самим советским
правительством, и что, согласившись издать от своего имени эту
Декларацию, Митрополит Сергий перевёл курс Церкви, раньше
сопротивляющейся всем попыткам со стороны советов контролировать её, на
путь полной капитуляции богоборческим властям.
Кроме всего уже указанного, Декларация содержит ещё и открытую
ложь и ханжество: благодарность Советскому правительству за его
«внимание» к духовным нуждам Православного населения:
«Вознесём же наши благодарственные молитвы ко Господу, тако
благоволившему о святой Нашей Церкви. Выразим всенародно нашу
благодарность и Советскому Правительству за такое внимание к духовным
нуждам Православного населения, a вм есте с тем заверим Правительство,
что мы не употребим во зло оказанного нам доверия». [079]
И это в то время, когда уже приняли мученический венец тысячи
священнослужителей, половина или больше епископата и значительная часть
духовенства находилась в заточении или в ссылке, десятки тысяч храмов
были насильственно отняты или осквернены, святыни отобраны, св. мощи
осквернены и православное населения терпело страшные преследования за
свою веру! Удивительное «внимание» к нуждам церковным...
Патриарх Тихон, хотя и призывал к несопротивлению власти и к
полной аполитичности со стороны церковных деятелей, никогда не допускал
унижения достоинства Церкви Христовой или своего высокого духовного
авторитета через выражение беззастенчивой лжи. Митрополит Сергий,
вопреки примеру Патриарха и призыву соловецких епископов, как раз
спускается на этот низкий и недостойный для представителя Церкви
уровень.
Co дня подписания Декларации, Митрополит Сергий перевёл
руководимую им Церковь с пути исповедничества и истины на путь раболепия
и лжи, и больше никогда в официальных выступлениях Московской
Патриархии не был слышан голос правды.
К сожалению (но не к удивлению), современная Московская
Патриархия продолжает оправдывать шаг Митрополита Сергия. В интервью в
«Русском Вестнике» от 25 декабря 1991 г., Патриарх Московский Алексий II
так говорит о Декларации:
«Декларация эта была подписана митрополитом Сергием в
тяжелейшую пору для Русской церкви и являлась попыткой спасти её. В чём
тогда обвиняли церковных иерархов, священников и верующих? В
контрреволюции. Подписывая данную декларацию, митрополит Сергий хотел
показать, что мы не являемся политическими противниками власти, там речь
шла о том, что мы прежде всего православные... Что радости Нашей
Отчизны – наши радости, муки её – наши муки... Следует помнить, что в
1927 году слово «Отчизна» было запрещено и митрополит Сергий, употребив
его, выказал тем самым большое мужество...». [080]
Хочется указать Патриарху Алексию ІІ-му, что никакого большого
мужества здесь не было, потому что и приводимых им слов не было.
Митрополит Сергий нигде не употреблял слова «Отчизна» в своей
Декларации. В подлинном тексте мы находим:
«Мы хотим быть Православными и в то же время сознавать
Советский Союз Нашей гражданской родиной, радости и успехи которой –
наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи». [081]
Простите, но «гражданская родина» – это не «Отчизна». И о
«муках» там тоже нет слова. Говорится лишь о «неудачах», что,
безусловно, совсем уже другое. Возможно, что Патриарх просто ошибся,
цитируя на память Декларацию. Хотя, принимая во внимание, что Декларация
является краеугольным камнем идеологии Московской Патриархии, такая
небрежность может показаться странной. С другой стороны, может быть
Патриарх уже настолько проникнут основным принципом действия Московской
Патриархии – ложью – что он уже и забыл как говорить правду.
Далее, Патриарх Алексий II даёт свою оценку последствий Декларации:
«Возможно, эта попытка не оправдала себя, ибо пострадали тогда
все: и те , кто подписал Декларацию, и те, кто её не подписывал...». [082]
Хочется спросить,– так зачем же нужно было идти на такой страшный компромисс?
Конечно, Патриарх Алексий II опять не прав. Неоспоримо, что во
время страшных «чисток» конца тридцатых годов страдали все. Но первое
время, Декларация стала как бы межой, отделяющей «лояльных» от
«нелояльных». В статье «Убоимся обновленческого христианства» в журнале
«Возвращение» № 4 за 1993 г ., монах Николай (Щевельчинский) приводит
слова о. Михаила Польского, бывшего соловецкого узника:
«Всех арестованных по церковным делам... при допросах
обязательно спрашивали, как они относятся к «нашему» митрополиту Сергию,
возглавляющему «Советскую Церковь». При этом ликующие
следователи-чекисты со злорадством доказывали строгую «каноничность»
митрополита Сергия и его декларации». [083]
Естественно, несогласных с Декларацией ликвидировали.
Митрополит же Сергий всячески способствовал вылавливанию «непокорных»
священнослужителей, запрещая их в священнослужении и предавая их
церковному суду.
После опубликования Декларации, советская церковь принялась
серьёзно за «работу»: 8/21 октября был издан указ Митрополита Сергия №
549 об обязательном поминовении за богослужением советской власти и об
отмене поминовения епархиальных архиереев, находящихся в ссылке. [084] Вскоре, накануне 10-летия годовщины революции была разослана от сергиевского Синода специальная молитва за советскую власть.
Вот и покатился поезд советской церкви по своим новым рельсам. Так и катится он и поныне.
Интересны по этому поводу слова церковного историка, Владимира Степанова (Русака):
«Короткий период балансирования по отношению к большевистскому
режиму (1925-1927) кончился тем, что вместе с известной Декларацией
Местоблюстителя митрополита Сергия (1927г.) в Церковь пришла властная
рука Советов. Стоило только церковноначалию показать некоторую слабость в
своём внутригосударственном самоопределении, как этим не преминули
воспользоваться большевики.
Обновленцы уже заканчивали свою роль в государственном
оркестре, игравшем реквием по Церкви, а финала не было видно. Фальшивая
партия обновленцев пришлась не по вкусу даже советской власти, и
впоследствии она их терпела видимо только за "былые заслуги".
Государству необходимо было поднять себя в глазах мировой
общественности. Приступали к переустройству страны в грандиозных
масштабах. He исключалось и обращение к зарубежным державам за помощью.
Церковный вопрос в этом имел не последнее значение.
Церковь, как и всё старое, надо было как-то использовать.
Этого можно добиться только полным контролем и регулированием её
деятельности.
Декларация митрополита Сергия (и инициатива) уже исходила из
недр государственного сознания. И никакого сомнения в этом не может
быть, если говорить о его известном интервью иностранным журналистам.
Этот «государственный почерк» сохраняют все подобные интервью церковных
деятелей и в наши дни.
Государство переориентировалось. Вначале оно сделало ставку по
внешним признакам на обновленцев, но ошиблось. Они были лишены
будущности, не имея корней в широкой среде верующих...
Во второй половине 20-х годов власть резко сменила свою
политику. В период расцвета обновленчества врагами народа в среде
верующих считались те , кто не принимал обновленческую
политическую позицию, так со времени декларации митрополита Сергия (1927
г.) такими врагами стали те, кто отвергал его политическую платформу». [085]
Автору цитируемых слов хотелось бы возразить только в одном.
Никакой перемены политики по существу не было. Гонимыми оказывались
непризнающие советскую церковь, в обеих Её воплощениях.
Голос истинной Церкви: Реакция на декларацию митрополита Сергия.
Декларация Митрополита Сергия тем более была неуместна, ввиду
того, что всего лишь два месяца до того как она была опубликована,
появилось пространное послание соловецких епископов обращённое к
советскому правительству, в котором на строгой канонической основе
описывались правильные отношения между Церковью и государством.
Заключительные слова послания соловецких епископов (вышедшего в мае 1927 года) следующие:
«Представляя настоящую памятную записку на усмотрение
Правительства, Российская Церковь ещё раз считает возможным отметить,
что Она с совершенной искренностью изложила перед Советской властью как
затруднения, мешающие установлению взаимно-благожелательных отношений
между Церковью и государством, так и те средства, которыми они могли бы
быть устранены. Глубоко уверенная в том, что прочное и доверчивое
отношение может быть основано только на совершенной справедливости, Она
изложила открыто, без всяких умолчаний и обоюдностей, что Она может
обещать Советской власти, в чём не может отступить от Своих принципов и
чего ожидает от Правительства СССР.
Если предложения Церкви будут признаны приемлемыми, Она
возрадуется о правде тех, от кого это будет зависеть. Если ходатайство
будет отклонено, Она готова на материальные лишения, которым
подвергается, встретит это спокойно, памятуя, что не в целости внешней
организации заключается Её сила, а в единении веры и любви преданных Ей
чад Её, наипаче же возлагает Своё упование на непреоборимую мощь Её
Божественного Основателя и на Его обетование о неодолимости Его
Создания». [086]
Послание соловецких епископов совершенно чётко определяет
пределы в отношениях между Церковью и государством, через которые
Церковь не может переступить, оставаясь истинной Церковью. Декларация
Митрополита Сергия как раз эти пределы не только переступает, но и
растаптывает.
Декларация Митрополита Сергия не замедлила вызвать реакцию со
стороны епископов-исповедников. Начали появляться письма, адресованные
Митрополиту Сергию с точным указанием гибельности пути, на который он
стал.
Два основных вопроса всплывали в этих письмах по поводу
декларации. Во-первых, возражения касались сущности изложенного, т. е.
выражались возражения против «симфонии» Церкви с богоборческой властью,
объявленной Митрополитом Сергием. Во-вторых, возражения указывали на тот
факт, что Митрополит Сергий превысил свои полномочия или просто
узурпировал власть, создавая свой Синод и провозглашая новый путь Церкви
без согласования со старшими епископами, находящимися в ссылке.
Вот несколько из первых откликов на «Декларацию»:
«...Обоснования на покойном Патриархе Тихоне даёт всякое
основание заключить, что санкция от митр. Петра не получена... В случае
несогласия его с действиями своего заместителя... этот последний сразу
становится таким же «похитителем власти», как и те лица, о которых он
упоминает в своём воззвании...». (отклик неизвестного). [087]
«...Поскольку Заместитель Местоблюстителя декларирует от лица
всей Церкви и предпринимает ответственейшие решения без согласия
Местоблюстителя и сонма епископов, он явно выходит за пределы своих
полномочий...». (отклик «Киевского воззвания») [088]
Митрополит Иоанн (Снычев) свидетельствует, что сразу же после
распространения «Декларации» по приходам, началось массовое возвращение
«Декларации» в знак протеста. Ссылаясь на обновленческий источник,
Митрополит Иоанн сообщает, что в некоторых епархиях (на Урале) до 90%
приходов отослали «Декларацию» назад. [089]
Епископ Глуховский Дамаскин прекрасно выразил пагубную
сущность сергианства в своём письме Митрополиту Сергию вскоре после
оглашения «Декларации»:
«...Грех Ваш против внутренней правды церковной, против
евангельского завета – безбоязненно исповедовать истину, против долга
Вашего, как предстоятеля Церкви. И всё это из-за убогих человеческих
соображений, из-за призрачных льгот от врагов Церкви. Грех Ваш ещё –
внутренняя неправда самой декларации. Наиболее очевидный грех – это
принижение авторитета церковной иерархии в сознании верующих,
произведенное Декларацией. Как высоко вознесен был авторитет наших
архипастырей, когда они спокойно шли на испытания, и верующие массы
чувствовали в них свою опору! Чувствовалось тогда, что мы уже почти
победили и страданиями своими завоевали себе свободу своего церковного
бытия, даже среди советской культуры». [090]
В октябре 1927 слышится голос епископа Ижевского Виктора
(Островидова), писавшего по поводу «воззвания» (Декларации) Митрополита
Сергия:
«...от начала до конца оно исполнено тяжёлой неправды и есть
возмущающее душу верующих глумление над Святой Православной Церковью и
над нашим исповедничеством за истину Божию. А через предательство Церкви
Христовой на поругание "внешним" оно есть прискорбное отречение от
Самого Господа Спасителя. Сей же грех, как свидетельствует слово Божие,
не меньший всякой ереси и раскола, а несравненно больший, ибо повергает
человека непосредственно в бездну погибели...
Насколько было в наших силах, мы, как себя самих, так и паству
сберегали, чтобы не быть нам причастниками греха сего, и по этой
причине самое "воззвание" возвратили обратно. Принятие «воззвания»
являлось бы пред Богом свидетельством нашего равнодушия и безразличия в
отношении к Святейшей Божией Церкви – Невесте Христовой...». [091]
14/27 декабря 1927 года появился отзыв соловецких епископов на «Декларацию». Приводим основные его пункты:
а) «... Мысль о подчинении Церкви гражданским установлениям
выражена в такой категорической и безоговорочной форме, которая легко
могла быть понята в смысле полного сплетения Церкви и государства...»
б) «... Послание приносит Правительству "всенародную
благодарность за внимание к духовным нуждам Православного населения".
Такого рода выражения благодарности в устах Главы Русской Православной
Церкви не может быть искренним и потому не отвечает достоинству
Церкви...»
в) «… Послание Патриархии без всяких оговорок принимает
официальную версию и всю вину в прискорбных столкновениях между Церковью
и государством возлагает на Церковь...»
г) «... Угроза запрещения эмигрантским священнослужителям
нарушает постановление Собора 1917/1918 гг. от 3/16 авг. 1918 г.,
разъяснившее всю каноническую недопустимость подобных кар...». [092]
Здравомыслящие священнослужители сразу же поняли сущность
«Декларации» Митрополита Сергия: это было ничто иное как новое
обновленчество, как выразился Архиепископ Угличский Серафим
(Самойлович), обвинившим заместителя Местоблюстителя в тяжком грехе
«увлечения малодушных и немощных братий наших в новообновленчество». [093]
В послании серпуховского духовенства и мирян Митрополиту
Сергию от 30 декабря 1927 года, мы читаем об этом в более подробном
виде:
«Декларация Ваша... и всё, что известно о Вашем управлении
Церковью, с очевидностью говорит о том, что Вы поставили Церковь в
зависимость от гражданской власти и лишили её внутренней свободы и
самостоятельности, нарушая тем и церковные каноны, ... и идя вопреки
декретам гражданской власти... Таким образом, Вы являетесь не чем иным,
как продолжателем так называемого "обновленческого" движения, только в
более утончённом и весьма опасном виде, ибо заявляя о незыблемости
Православия и о сохранении каноничности, Вы затуманиваете умы верующих и
сознательно закрываете от их глаз ту пропасть, к которой неудержимо
влекут Церковь все Ваши распоряжения… Всё это повелительно заставляет
нас дерзновенно возвысить свой голос и прекратить теперь уже преступное с
нашей стороны замалчивание Ваших ошибок и направленных действий и, с
благословения Димитрия, епископа Гдовскаго, отмежеваться от Вас и
окружающих Вас лиц. Уходя от Вас, мы не уходим от законного Патриаршего
Местоблюстителя Петра и отдаём себя на суд будущего Собора...». [094]
И, наконец, слышится голос старейших иерархов. 24-го янв./6
февр. 1928 года выходит обращение к Митрополиту Сергию архиереев
Ярославского церковного округа во главе со старейшим русским иерархом,
митрополитом Ярославским Агафангелом (Преображенским), намеченным ещё
Патриархом Тихоном быть своим заместителем в 1922 году и вторым
заместителем в конце 1924 года.
Послание чётко описывает неканоничность действий Митрополита
Сергия, а особенно подчёркивает пагубность лишения Церкви Её внутренней
свободы:
«... По Вашей программе начало духовное и Божественное в
домостроительстве церковном всецело подчиняется началу мирскому и
земному; во главу угла полагается не всемерное попечение об ограждении
истинной веры и христианского благочестия, а никому и ничему не нужное
угодничество "внешним", не оставляющее места для важного условия
устроения внутренней церковной жизни по заветам Христа и Евангелия –
свободы, дарованной Церкви Её Небесным Основателем и присущей самой
природе Её (Церкви)...». [095]
Послание объясняет причины выхода из подчинения Митрополиту Сергию этих иерархов,
«...или до сознания Вами неправильности Ваших руководящих
действий и мероприятий и открытого раскаяния в Ваших заблуждениях, или
до возвращения к власти Высокопреосвященного Петра (Полянского)». [096]
Послание это было подписано не только Митрополитом
Агафангелом, но и Митрополитом Иосифом (Петровых), в то время
проживающим в Ростове, а также и Архиепископом Серафимом (Самойловичем).
Все три были среди назначенных Местоблюстителей и их Заместителей,
таким образом их обращение должно было иметь очень веское значение.
Вскоре (29 марта/11 апреля) Митрополит Сергий и его Синод
принимают постановление: епископов (всего их было шесть), подписавших
указанное послание, предать суду епископов, запретить в священнослужении
и уволить на покой.
Однако, через некоторое время слышан был голос и Казанского
митрополита Кирилла (Смирнова) – который был не только первым из
названных Патриархом Тихоном Местоблюстителей, но и который получил
подавляющее большинство голосов на патриарший пост при письменном опросе
1926 г.
В письме от 2/15 мая 1929 г., адресованном епископу Афанасию
(Малинину) и отправленном для осведомления Митрополиту Сергию,
Митрополит Кирилл пишет:
«...Никакой заместитель по своим правам не может равняться с
тем, кого он замещает, или совершенно заменить его. Заместитель
назначается для управления текущими делами, порядок решения которых
точно определён действующими правилами, предшествующей практикой и
личными указаниями замещаемого... Коренное же изменение самой системы
церковного управления, на что отважился митр. Сергий, превышает
компетенцию и самого Местоблюстителя Патриаршего Престола...
... До тех пор, пока митр. Сергий не уничтожит учреждённого им
Синода, ни одно из его административно-церковных распоряжений,
издаваемых с участием т. н. Патриаршего Синода, я не могу признавать для
себя обязательным к исполнению...
...Известные мне неоднократные попытки личных и письменных
братских увещаний, обращённых к митр. Сергию со стороны почившего ныне
митр. Агафангела, митр. Иосифа, с двумя его викариями, архиеп.
Угличского Серафима, еп. Вятского Виктора, не могли вернуть митр. Сергия
на надлежащее место и к подобающему образу действия. Повторять этот
опыт было бы бесполезно...». [097]
Вспомним, что Митрополит Петр писал Митрополиту Сергию:
«... Ввиду чрезвычайных условий жизни Церкви, когда нормальные
правила управления подвергаются всяким колебаниям, необходимо поставить
церковную жизнь на тот путь, на котором она стояла в первое Ваше
заместительство. Вот и благоволите вернуться к той, всеми уважаемой
Вашей деятельности...». [098]
И это от самого Местоблюстителя, на преемственности от которого Митрополит Сергий оправдывал свои права!
Если сопоставить письма всех виднейших иерархов – Митрополитов
Кирилла, Агафангела, Петра и Иосифа и Архиепископа Серафима (все из
числа намеченных Местоблюстителей или заместителей) – картина становится
совершенно ясной: ни один из них не признавал законными действия
Митрополита Сергия. Голос этих иерархов-исповедников должен являться
неоспоримым опровержением претензий Московской Патриархии по поводу её
«законной преемственности» от церкви Патриарха Тихона и лишать
«Декларацию» Митрополита Сергия и все последующие действия советской
церкви законного основания.
Среди таких действий было и одно, страшное по своему замыслу:
24 июля/6 августа 1929 года, Митрополит Сергий и его Синод издают
Постановление о безблагодатности таинств совершённых всеми
неподчиняющимися его авторитету клириками. Здесь приравниваются к
обновленческим раскольникам все «непоминающие», которые по идейным
соображениям не могли согласиться с курсом Митрополита Сергия.
Постановление гласит:
«Таинства, совершённые в отделении от единства церковного... ( здесь перечисляются несколько групп «непоминающих», включая и «иосифлян» – последователей Митрополита Иосифа – прим. А.Л. )...
недействительны, и обращающихся из этих расколов, если последние
крещены в расколе, принимать через таинство Св. Миропомазания; браки,
заключённые в расколе, также навершать церковным благословением и
чтением заключительной в чине венчания молитвы «Отец, Сын и Св. Дух».
Умерших в обновленчестве и в указанных расколах не следует хотя
бы и по усиленной просьбе родственников отпевать, как и не следует
совершать по ним и заупокойную литургию. Разрешать только проводы на
кладбище с пением «Святый Боже». [099]
Здесь Митрополит Сергий проявляет уже известную нам готовность
всеми мерами бороться с непризнающими его власть. Вспомним, как в 1926
году, он угрожал предать церковному суду и Митрополита Агафангела и даже
Митрополита Петра.
Митрополит Кирилл, в своих письмах Митрополиту Сергию упрекает
его за эти напрасные церковные прещения. Он указывает ему, что
отделившиеся от него не отделились из-за расхождения в вероучении или
богослужебной практике, а только из-за того, что не считают действия
Митрополита Сергия законными.
Отношение самого Митрополита Кирилла к благодатности таинств у
последователей Митрополита Сергия выражены в письме Митрополита Кирилла
к неизвестному архипастырю в феврале 1934 года:
«...Таинства, совершаемые сергианами, правильно
рукоположенными во священнослужение, являются несомненно таинствами
спасительными для тех, кои приемлют их с верою, в простоте, без
рассуждений и сомнения в их действенности и даже не подозревающих
чего-либо неладного в сергианском устроении Церкви. Но в то же время они
служат в суд и осуждение самим совершителям и тем из приступающих к
ним, кто хорошо понимает существующую в сергианстве неправду и своим
непротивлением ей обнаруживает преступное равнодушие к поруганию Церкви.
Вот почему Православному епископу или священнику необходимо
воздерживаться от общения с сергианами в молитве. To же необходимо для
мирян, сознательно относящихся ко всем подробностям церковной жизни». [100]
Следует помнить, что это указание Митрополита Кирилла написано
в то время, когда сергиане ещё не впали в ересь экуменизма, и
«симфония» Московской Патриархии с богоборческой властью ещё не дошла до
того, что все ведущие иерархи являлись бы агентами КГБ. Вероятно,
мнение Митрополита Кирилла о благодатности таинств сергианцев сейчас
было бы иным.
Идеология Советской Церкви.
Описав происхождение советской церкви, переходим теперь к
краткому изложению некоторых основных позиций идеологии её. Здесь будут
приведены примеры официальных выступлений представителей обновленческой
церкви и Московской Патриархии для того, чтобы ясно определилась бы
общая между этими двумя учреждениями идеология – идеология советской
церкви.
Оправдание Декрета об Отделении Церкви от Государства.
В июне 1924 года состоялось в Москве «Предсоборное Совещание
Российской Церкви», т.е. первой советской церкви – обновленческой,
возглавляемой Митрополитом Евдокимом. В «Известиях» подробно сообщалось о
деятельности этого Совещания. В опубликованных сообщениях мы находим
много ценного материала, излагающего идеологические позиции советской
церкви в раннем её варианте. Внимательное изучение этого материала
показывает, что идеология Московской Патриархии основана полностью на
идеологии её предшественницы, первой советской церкви, т. е. церкви
«обновленческой».
В последний день совещания было опубликовано его официальное
послание, в котором эта идеология ясно выражена. Послание гласит:
«Великое всероссийское предсоборное совещание православной
российской церкви, открывая свои работы, обращается к правительству
Союза Советских Социалистических Республик с словами привета, чувствуя в
этом моральную потребность, особо усугубляемую ныне открытым пред всем
миром признанием правительства Союза Советских Социалистических
Республик вселенским патриархом Григорием VII.
Скованная по рукам и ногам гнётом царизма, русская
православная церковь лишь Октябрьской революцией возвращена в родную
стихию свободного развития, которой была лишена многие века.
Декрет об отделении церкви от государства дал юридическую и
фактическую возможность стоящей на почве безусловной лояльности церкви
созидать новые формы жизни, неизменно сохраняя свою вечную сущность.
Перед совещанием стоят многие весьма сложные проблемы. Одной из
главнейших является полное и безусловное отмежевание от Тихона и
контрреволюции, опасных для правильного развития подлинной христианской
работы церкви. Православная церковь, ещё на соборе 1923 года безусловно и
окончательно разорвавшая связь с всякими видами реакции (религиозной и
политической), никогда не сойдёт с этого, единственно правильного и
канонами церкви предуказанного, пути чисто-религиозного своего развития.
Великое предсоборное совещание отмечает перед
церковно-общественным сознанием, русским и зарубежным, что всем этим она
обязана великим принципам советской государственности, предоставившей
впервые за всю русскую историю действительную свободу совести.
Поэтому с глубоким удовлетворением великое всероссийское
предсоборное совещание приветствует рабоче-крестьянскую власть – власть
трудящихся, единственную во всём мире подлинно давшую великим своим
декретом об отделении церкви и государства, планомерно и твёрдо
проводимым в жизнь, ту свободу церковной жизни, которой церковь не имела
при изжитом самодержавии». [101]
Ещё раньше так оценивал Декрет идеолог обновленчества и лояльности церкви к богоборческой власти прот. А. Введенский:
«Вопреки патриарху Тихону, В.Ц.У. считает декрет об отделении
церкви от государства не гонением на церковь, а благом, так как он
предоставляет церкви полноту возможности выявления всех Её
чисто-религиозных заданий». [102]
Подобные выражения мы находим неоднократно в материалах, издаваемых Московской Патриархией.
Например, в сборнике «Правда о религии в России», изданном Московской Патриархией в 1942 г., мы читаем:
«Декрет о свободе совести, изданный советской властью ещё в
январе 1918 года, обеспечивает всякому религиозному обществу, в том
числе и нашей Православной Церкви, право и возможность жить и вести свои
религиозные дела согласно требованию своей веры, поскольку это не
нарушает общественного порядка и прав других граждан. Этот декрет имел
громадное значение для оздоровления внутренней жизни Церкви. При царском
правительстве Церковь находилась в услужении у государства». [103]
И дальше:
«Декрет советской власти о свободе совести, о свободе
религиозного исповедания снял тот гнёт, который лежал над Церковью
долгие годы, освободил Церковь от внешней опёки. Это принесло внутренней
жизни Церкви громадную пользу». [104]
Проходят ещё пятнадцать лет. Уже Сталина нет. Даже настала т.
н. «оттепель». А советская церковь? Всё та же. В сборнике «Русская
Православная Церковь – Устройство. Положение. Деятельность», изданном
Московской Патриархией в 1958 г., мы читаем:
«Восстановление патриаршества явилось знамением жизненности
Русской Православной Церкви и преддверием Её возвращения в собственную
сферу деятельности – в сферу заботы о спасении душ, вверенных её
руководству. Эта сфера была открыта перед нею декретом Советского
Правительства от 23 января 1918 года о свободе совести и отделении
Церкви от Государства. В силу этого декрета все религиозные организации в
стране, в том числе и Русская Православная Церковь, получили
возможность свободно осуществлять свою религиозную жизнь и деятельность,
поскольку она не нарушает общественного порядка и не ущемляет прав
других граждан». [105]
« ... Царские законы совершенно отрицали свободу совести.
Только победой Великой Октябрьской социалистической революции был
положен конец вековой царско-самодержавной политической опёке над
совестью граждан, только при Советской власти Церковь была отделена от
Государства и школа от Церкви и установлены действительная свобода
совести и подлинная веротерпимость». [106]
Двадцать лет спустя, 25 мая 1978 года, в своём докладе по
поводу 60-летия восстановления патриаршего престола, Патриарх Пимен
говорит по поводу декрета:
«Установление народной власти и последовавший затем Декрет
Советского Правительства от 23 января 1918 года об отделении Церкви от
государства привели к коренному изменению нашей церковной жизни.
Освобождённая от подчинения государству Русская Православная Церковь
получила возможность и право своего самостоятельного устроения.
Отделение Церкви от государства не должно было означать отчуждение и
разрыв. Оно положило начало новым отношениям между ними, основанным на
невмешательстве государства в область церковную и, в свою очередь,
Церкви – в область, подлежащую компетенции государства». [107]
Проходят ещё десять лет. Уже давно объявлена «гласность» и
началась «перестройка». Ведь никто не станет утверждать, что в 1987 году
Патриарху Московскому, как красочно выражается свящ. Георгий
Эдельштейн, [108] приставляют
пистолет к затылку и заставляют писать то, что диктуют чекисты! Однако,
советский патриарх не может не оставить без внимания столь великое для
советской церкви событие, как 70-летие «Великой Октябрьской
социалистической революции». И Патриарх Пимен, совсем уже недавно, почти
в канун 1000-летия Крещения Руси, пишет:
«Семьдесят лет назад совершилась Великая Октябрьская
социалистическая революция. Она стала эпохальным событием в истории
нашей страны и всего мира. В борьбе за народовластие самоотверженно
участвовали и верующие люди, в том числе и чада Русской Православной
Церкви, которые видели в революции возможность воплощения в жизнь своих
религиозных идеалов.
Среди первых постановлений рабоче-крестьянского правительства о
мире и земле был и Декрет об отделении Церкви от Государства. Этим
демократическим актом законодательно утверждались принципы свободы
совести и независимости Церкви от государственных институтов». [109]
Подобные заявления по поводу декрета о свободе совести делались
неоднократно представителями Московской Патриархии в течение всего Её
существования, вместе с утверждением, что Декларация Митрополита Сергия
являлась «важнейшим актом урегулирования отношений между Церковью и
государством».
Восхваление «вождей»:
Советская церковь принимала самое активное участие в холуйском
восхвалении «вождей». Восхваление вождей доходило до крайнего предела
при смерти одного из них. Например, смерть Ленина вызвала поток
соболезнований его сторонников со всего света. Многие эти соболезнования
печатались в центральных органах печати, особенно в московских
«Известиях».
Среди таких было и соболезнование от Синода Митрополита
Евдокима (вспомним, что в то время этот Синод представлял единственно
официально признанную Русскую Православную Церковь).
Вот послание Митрополита Евдокима:
«В Центральный Исполнительный Комитет СССР. Председателю М.И. Калинину.
Священный Синод российской православной церкви выражает вам
искреннейшее сожаление по случаю смерти великого освободителя Нашего
народа из царства векового насилия и гнёта на пути полной свободы и
самоустроения. Да живёт же непрерывно в сердцах оставшихся светлый образ
великого борца и страдальца за свободу угнетённых, за идеи всеобщего
подлинного братства, и ярко светит всем в борьбе за достижение полного
счастья людей на земле. Мы знаем, что его крепко любил народ. Пусть
могила эта родит ещё миллионы новых Лениных и соединит всех в единую
великую братскую, никем неодолимую семью. И грядущие века да не изгладят
из памяти народной дорогу к этой могиле, колыбели свободы всего
человечества.
Великие покойники часто в течение веков говорят уму и сердцу
оставшихся больше, чем живые. Да будет же и эта отныне безмолвная могила
неумолкаемой трибуной из рода в род для всех, кто желает себе счастья.
Вечная память и вечный покой твоей многострадальной, доброй и христианственной душе.
Председатель священного Синода
митрополит Евдоким». [110]
Интересно сопоставить вышеприведенные официальные выражения
сочувствия по случаю смерти Ленина с подобными выражениями сочувствия по
случаю смерти Сталина, почти тридцать лет спустя. Опять в газеты
посыпался поток официальных соболезнований. He замедлила и Московская
Патриархия, новая «официальная» советская церковь, передать и свои
сочувственные слова:
«В Совет Министров СССР
От лица Русской Православной Церкви и своего выражаю самое
глубокое и искреннее соболезнование по случаю кончины незабвенного
Иосифа Виссарионовича СТАЛИНА, великого строителя народного счастья.
Кончина его является тяжким горем для нашего Отечества, для
всех народов, населяющих его. Его кончину с глубокой скорбью переживает
вся Русская Православная Церковь, которая никогда не забудет его
благожелательного отношения к нуждам церковным.
Светлая память о нём будет неизгладимо жить в сердцах наших. С
особым чувством непрестающей любви Церковь наша возглашает ему вечную
память.
АЛЕКСИЙ, ПАТРИАРХ МОСКОВСКИИ И ВСЕЯ РУСИ».[111]
Необходимо обратить внимание на сходство языка и формы
выражения в этих двух обращениях. Несмотря на то, что их разделяют почти
тридцать лет, они могли бы быть написаны одним пером.
Мы не знаем какую торжественную речь произнёс Митрополит
Евдоким при богослужении по случаю смерти Ленина (хотя знаем по газетным
сообщениям, что такое богослужение было). В «Известиях» оно не
появилось.
Зато у нас есть текст речи Патриарха Московского и Всея Руси
Алексия перед панихидой по И. В. Сталину, сказанной в Патриаршем Соборе в
день его похорон (9 марта 1953 года):
«Великого Вождя Нашего народа, Иосифа Виссарионовича Сталина,
не стало. Упразднилась сила великая, нравственная, общественная, сила, в
которой народ наш ощущал собственную силу, которою он руководился в
своих созидательных трудах и предприятиях, которою он утешался в течение
многих лет. Нет области, куда бы не проникал глубокий взор великого
Вождя. Люди науки изумлялись его глубокой научной осведомлённости в
самых разнообразных областях, его гениальным научным обобщениям, военные
– его военному гению, люди самого различного труда неизменно получали
от него могучую поддержку и ценные указания Как человек гениальный, он в
каждом деле открывал то, что было невидимо и недоступно для
обыкновенного ума.
Об его напряжённых заботах и подвигах во время Великой
Отечественной войны, об его гениальном руководстве военными действиями,
давшими нам победу над сильным врагом и вообще над фашизмом, об его
многогранных необъятных повседневных трудах по управлению, по
руководству государственными делами – пространно и убедительно говорили в
печати, и, особенно, при последнем прощании сегодня, в день его
похорон, его ближайшие соработники. Его имя, как поборника мира во всём
мире, и его славные деяния будут жить в веках.
Мы же, собравшись для молитвы о нём, не можем пройти молчанием
его всегда благожелательного, участливого отношения к нашим церковным
нуждам. Ни один вопрос, с которым бы мы к нему ни обращались, не был им
отвергнут; он удовлетворял все наши просьбы. И много доброго и
полезного, благодаря его высокому авторитету, сделано для Нашей Церкви
нашим Правительством.
Память о нём для нас незабвенна, и наша Русская Православная
Церковь, оплакивая его уход от нас, провожает его в последний путь, «в
путь всея земли», с горячей молитвой.
В эти печальные для нас дни со всех сторон нашего Отечества от
архиереев, духовенства и верующих, и из-за границы от Глав и
представителей Церквей, как православных, так и инославных, я получаю
множество телеграмм, в которых сообщается о молитвах о нём и выражается
нам соболезнование по случаю этой печальной для нас утраты.
Мы молились о нём, когда пришла весть об его тяжкой болезни. И
теперь, когда его не стало, мы молимся о мире его бессмертной души.
Вчера особая делегация, в составе: Высокопреосвященного
Митрополита Николая; представителя Епископата, духовенства и верующих
Сибири, архиепископа Палладия, представителя Епископата, духовенства и
верующих Украины, архиепископа Никона и протопресвитера о. Николая,
возложила венок к его гробу и поклонилась от лица Русской Православной
Церкви его дорогому праху.
Молитва, преисполненная любви христианской, доходит до Бога.
Мы веруем, что и наша молитва о почившем будет услышана Господом.
И Нашему возлюбленному и незабвенному Иосифу Виссарионовичу мы
молитвенно, с глубокой, горячей любовью возглашаем вечную память». [112]
Патриарх Тихон тоже выразился в печати по случаю смерти Ленина.
Вполне возможно, что его это заставили сделать. Вот его слова,
опубликованные на страницах «Известий»:
«Письмо в редакцию.
Прошу через вашу газету выразить моё соболезнование
правительству Союза Советских Республик по поводу тяжкой утраты,
понесенной им в лице неожиданно скончавшегося председателя Совета
Народных Комиссаров В. И. Ульянова-Ленина.
Патриарх Тихон» [113]
Приводим фотокопию этого письма:

Нельзя не поражаться удивительной мудростью Святителя. Какой
невероятный контраст с выступлениями представителей советской церкви!
Значительная часть его слов состоит из наименования страны (притом
Святитель не осквернил себя воспроизведением слова «Социалистических»),
официальной должности Ленина (без всяких аббревиатур) и в отличие от
решительно всех других соболезнований – названием настоящей его фамилии.
Кроме того, осторожное чтение сообщения показывает, что Патриарх Тихон
говорит только о тяжкой утрате понесенной правительством СССР (а не им лично, или Церковью, или русским народом).
Непосредственно над письмом Патриарха Тихона было помещено и
другое письмо от Митрополита Евдокима. Интересно видеть сопоставление
этих двух писем. Вот как выглядело это сообщение:
«Президиумом ЦИК Союза ССР получено следующее письмо:
«Долг имею донести: священный Синод получил каблограмму с
выражением искреннего соболезнования по случаю смерти Владимира Ильича
Ленина от управляющего всеми православными церквами в Америке, Канаде и
Алеутских островах архиепископа Иоанна Кедровского, заканчивающуюся
словами: «Скорблю вместе с вами». Это – голос скорби миллионов русских
славян, живущих в Америке. Пусть он присоединится к океану скорби над
дорогой могилой и в дальнейшей работе оставшихся будет мощной поддержкой
вам из-за океана.
Председатель священного Синода
митрополит Евдоким» [114]
Кажется, любой читатель сразу же понял бы разницу между подходами предстоятелей Церкви гонимой и церкви советской.
Отрицание гонений на Церковь и отказ от Новомучеников.
С самых ранних дней своего существования, советское правительство
обрушилось на Церковь и начались жестокие гонения. В то же время,
прекрасно понимая как отрицательно сообщения об этом влияют на
общественное мнение, особенно заграничное, советское правительство
начало отрицать существования каких-либо гонений за веру. К сожалению,
очень скоро нашлись и представители церкви, которые готовы были помочь
правительству в этой планомерно проводимой программе лжи.
Уже в 1918 г. мы слышим заявления священников в прессе о том,
что никаких гонений на церковь со стороны большевиков нет. Вот одно из
них, появившееся от имени священников города Карачева:
«В последнее время злонамеренными лицами распространяются с
контрреволюционной целью слухи о том, что вот коммунисты большевики
надругаются над верою, грабят церкви, отбирают церковную утварь,
запрещают духовенству совершать богослужения и т. д.
Граждане, мы, карачевское духовенство, заявляем вам, что все
эти слухи – злая ложь, и распространяющие их преследуют явно
контрреволюционные цели, пользуясь темнотой и несознательностью
народной. Мы, карачевское духовенство, заявляем всем гражданам: «никаких
оскорблений и гонений на религию коммунисты не делают». [115]
Первая «советская церковь» – обновленческая – неоднократно
повторяла ту же мысль. Приводим слова прот. В. Красницкого, сказанные на
Соборе обновленцев в 1923 г.:
«...Прежде всего, мы должны обратиться со словами глубокой
благодарности к правительству нашего государства, которое, вопреки
клевете заграничных шептунов, не гонит Церковь. В декрете об отделении
церкви от государства нет гонений на религию. В России, согласно
конституции, каждый может свободно исповедовать свои религиозные
убеждения...» [116]
Советская Церковь при Митрополите Сергии продолжала в
совершенно том же духе. На пресс-конференциях с иностранными
журналистами 15-го и 18-го февраля 1930 года, Митрополит Сергий заявил,
что сообщения зарубежной печати о преследованиях верующих и служителей
религии в Советском Союзе лишены какого-либо основания и представляют
собой «клевету, совершенно недостойную серьёзных людей». [117]
В своём предисловии к книге «Правда о религии в России», (1942
г .) Митрополит Сергий пишет по вопросу «Признаёт ли наша Церковь себя
гонимой большевиками?» следующее:
«...Известно, что тема о гонениях на религию в России и прежде
не сходила со страниц заграничной враждебной прессы, а в прессе
церковно-эмигрантской остаётся лейтмотивом и доселе. При этом имеются
ввиду не какие-нибудь эксцессы, неизбежные при всяком массовом
восстании, а предполагаются официальные систематические меры советской
власти к истреблению верующих и в особенности духовенства. Эмигрантская
пресса без стеснения проводила параллель между гонениями первых веков
христианства и современными "гонениями" в России. Наиболее озлобленные
публицисты не уставали выдумывать всяческие небылицы... ...В связи с
этим позволительно поставить вопрос: что же заставляет эмигрантских
агитаторов переходить на зыбкую почву вымыслов, которым они и сами,
конечно, не верят и которые всегда могут быть разоблачены?...
...Церковная буржуазия видит гонение, главным образом, в
отказе государства от векового своего союза с Церковью, в итоге чего
Церковь, точнее церковные учреждения (например, монастыри), и
духовенство, как сословие или профессия, лишились некоторых прав:
владения землей и коммерческими предприятиями, разных сословных
привилегий, сравнительно с "простым народом", и т. п.
Между тем, простой православный народ, слыша в Евангелии
наставления Христовы апостолам, читая послания апостола Павла или житие
какого-нибудь героя христианства вроде святого Иоанна Златоуста, склонен
видеть в происшедшей перемене не гонение, а скорее возвращение к
апостольским временам, когда Церковь и её служители шли именно своим
настоящим путём, к какому они призваны Христом, когда они смотрели на
своё служение не как профессию среди других житейских профессий,
доставлявшую им средства к жизни, а как следование призванию
Христову...». [118]
Из написанного Митрополитом Сергием становится ясно, что
никаких гонений на Церковь со стороны большевиков нет, что это всё
вымыслы враждебно-настроенной эмигрантской прессы, и что, вообще, то,
что происшедшие перемены не являются гонением на Церковь, а лишь
возвращением к апостольским временам. Правда, Митрополит Сергий забыл
упомянуть, что почти все апостолы подверглись жестоким преследованиям и
кончили свою жизнь мученическим подвигом.
В том же сборнике находятся ещё несколько статей и писем
священников, утверждающих, что никаких гонений со стороны советской
власти никогда не было – и что жизнь церковная в Советской России идёт
своим мирным и спокойным путём.
При Патриархе Алексии I всё то же. В 1958 году, Московская
Патриархия продолжает свою пропаганду, почти в одинаковых словах:
«...В некоторых заграничных кругах некоторыми, враждебно
относящимися к СССР, лицами распространялась и распространяется клевета о
стеснении будто бы свободы совести в Советском Союзе, распространялась и
распространяется ложь о том, что в нашей стране духовенство и верующие
якобы подвергались и подвергаются преследованиям, в том числе и
судебным, со стороны государственных органов за свою религиозную
деятельность. Эта ложь и клевета категорически и давно опровергнуты...».
[119]
Подобные отрицания гонений на веру повторялись представителями Московской Патриархии до самого последнего времени.
Например, почти шестьдесят лет после выступления Митрополита
Сергия перед иностранными журналистами, современный нам Митрополит
Питирим говорил в интервью с иностранным писателем (в 1988 году):
«Только в 1917 году, после революции, Церковь получила
независимость, которой она была лишена со времени Петра I. Новый
Патриарх, Тихон, был заклятым врагом социализма, он анафематствовал
советскую власть и открыто призывал к свержению нового строя силой
оружия. [120] Священнослужители
призывали к вооружённому восстанию, многие из них боролись против
советской власти с оружием в руках на стороне белогвардейцев и
иностранных интервентов. Поэтому их судили за уголовные преступления.
Социалистическое государство никогда, и я хочу подчеркнуть это
слово – говорил митрополит Питирим, – никогда не преследовало нашу
Церковь или любую другую религию». [121]
Однако, эти представители советской церкви не только отрицают
существование гонений за веру, они отказываются и от мучеников за веру,
что, безусловно, гораздо хуже. Делают они это тем, что обвиняют самих
преследуемых, мучимых, и убиенных за веру исповедников и мучеников
виновными в том, что с ними происходило.
В указанной выше речи Красницкого на обновленческом Соборе 1922 г . находятся следующие слова:
«... если представители религиозных учреждении привлекались и
привлекаются властью к ответственности, то они страдают только за свои
контрреволюционные действия...». [122]
В ответ на письмо Архиепископа Кентерберийского (Англия),
выражавшего тревогу по поводу преследования священнослужителей
большевиками, Высший Церковный Совет (обновленцев) повторил ту же мысль:
«... Что касается осуждения гражданской властью
священнослужителей за нарушения существующих законов Советской
Республики, то нравственная ответственность за их участь и тяжёлое
положение падает на них самих и на тайных вдохновителей их преступных
деяний...». [123]
Прот. А. Введенский, в своём труде «Церковь и государство» выражается аналогично:
«... если кого-либо смущает тот факт, что государство
допускало и допускает репрессии к некоторым церковникам, то надо
помнить, что их преследуют не за религию, не за религиозную
деятельность, а именно за то, что они подменили религиозную деятельность
свою д е ятельностью религиозно-политической, деятельностью
церковно-контрреволюционною. На это государство, конечно, имеет полное,
неотъемлемое право...». [124]
Совершенно одинаковые мысли мы находим в цитированной уже
книге «Правда о Русской Церкви» (1942 г.), уже от имени Московской
Патриархии:
«За годы после Октябрьской революции в России бывали неоднократные
процессы церковников. За что судили этих церковных деятелей?
Исключительно за то, что они, прикрываясь рясой и церковным знаменем,
вели антисоветскую работу. Это были политические процессы, отнюдь не
имевшие ничего общего с чисто церковной жизнью религиозных организаций и
чисто церковной работой отдельных священнослужителей. Православная
Церковь сама громко и решительно осуждала таких своих отщепенцев,
изменяющих её открытой линии честной лояльности по отношению к советской
власти». [125]
Это уже прямая клевета на сонм священномучеников, пострадавших не за
политическую деятельность, а за веру. Казалось бы, что никакой
представитель Православной Церкви не смог бы написать такую чистейшую
ложь и гнуснейшую клевету. Представитель Православной Церкви не смог бы, а представитель (и даже предстоятель) советской церкви не только способен такое написать, но и сделает это с большой охотой.
Скажут, – это всё было давно...
Но совсем не так давно, в 1988 году, Митрополит Питирим в указанном уже интервью, сказал:
«... Церковь никогда не подвергалась преследованиям, за исключением
тех священников, чья деятельность не имела ничего общего с их церковными
обязанностями...». [126]
Совмещение несовместимого.
С самого начала, сторонники «симфонии» Церкви с богоборческой властью
встали на путь совмещения несовместимого. Как разъяснял Святейший Синод
в 1907 году, никакого союза между представителями церкви и
революционными партиями не может быть.
Однако, с первых дней революции нашлись приверженцы именно такого
смешения противоположных понятий. Они приветствовали революцию и все её
последствия, и пытались найти способы «примирить» церковное учение с
учением коммунистов.
Обновленцы подхватили эту идею и понесли дальше – иногда доходя до
полного абсурда, который был бы просто жалким и смешным, если бы не стал
в основу идеологии современной Московской Патриархии.
Например, в одном из обновленческих храмов были вывешены
лозунги: «Обновленческая церковь есть форма коллективизации народного
духа на началах религии» и
«Разными путями, но мы идём к одной цели – к устроению царства Божия – социализма на земле». [127]
Обновленческий идеолог, прот. Александр Введенский, так это характеризовал:
«... Церковь есть церковь – вот девиз «Новой» церкви. Но эта
церковь, с высоты евангельского идеала, производя оценку жизни, –
расценивает и принципы октябрьской революции. И в них она видит правду
Христову...». [128]
Тот же Введенский выступил на соборе обновленцев в 1922 г.:
«... мы переживаем сейчас минуты исключительной исторической
важности, когда мир может услыхать от церкви, что капитализм – грех...
...Мир должен услышать от Церкви, что те , которые пошли
бороться с этим злом, они не прокляты, а благословенны, и мы их, не
знающих имени Христа, должны благословить именем Христа. Мир должен
принять через авторитет Церкви правду коммунистической революции.
Это честь, это святыня, это конечная вершина, на которую может взойти Русская Церковь...». [129]
А в своём заключительном «постановлении», собор этой первой советской церкви писал:
«...Церковным людям не следует видеть в советской власти
власть антихристову. Наоборот, Собор обращает внимание, что советская
власть, государственными методами, одна во всём мире, имеет цель
осуществить идеалы Царства Божия.
Поэтому каждый верующий церковник должен быть не только
честным гражданином, но и всемерно бороться, вместе с советской властью,
за осуществление на земле идеалов Царства Божия». [130]
Совершенно сходные мысли можно видеть и в писаниях
возглавителей Московской Патриархии. Митрополит Сергий в «Декларации»
1927 года писал: «...Забывали люди, что случайностей для христианина нет
и что в совершившемся у нас, как везде и всегда, действует та же
десница Божия, неуклонно ведущая каждый народ к предназначенной ему
цели...» [131]
Вспомним и приведенные выше слова Митрополита Сергия, писавшего в 1942 году, что:
«...Простой православный народ... склонен видеть в происшедшей
перем ене не гонение, a скорее возвращение к апостольским временам,
когда Церковь и её служители шли именно своим настоящим путём...» [132]
И в самое недавнее время представители Московской Патриархии
продолжают проповедовать это «соцхристианство». В своём слове на
70-летие «Великого Октября», в 1987 году, Патриарх Пимен писал о
верующих людях, участвовавших «в борьбе за народовластие», которые:
«... видели в революции возможность воплощения в жизнь своих религиозных идеалов...» [133]
Чтобы быть способным писать подобные выражения о том, что
коммунизм как бы воплощает в себе идеалы христианства, нужно было
полностью потерять критерий по которому можно отличить добро от зла.
Этот критерий – верность Христу и Его Святой Церкви.
Ничего общего не может быть между светом и тьмой, между
истиной и ложью, между Христом и Велиаром. Невозможно совместить
несовместимое, и все попытки делать это, совершаемые представителями
советской церкви, остаются тщетными. О невозможности совместить
несовместимое прекрасно писали в своё время соловецкие епископы:
«...Расхождение (между Церковью и государством – прим. А.Л.) лежит
в непримиримости религиозного учения Церкви с материализмом,
официальной философией коммунистической партии и руководимого ею
правительства Советских республик.
Церковь признаёт бытие духовного начала, коммунизм его
отрицает. Церковь верит в Живого Бога, Творца мира, Руководителя его
жизни и судеб, коммунизм не допускает Его существования, признаёт
самопроизвольность бытия мира и отсутствие разумных конечных причин в
его истории. Церковь полагает цель человеческой жизни в небесном
призвании духа и не перестаёт напоминать верующим об их небесном
отечестве, хотя бы жила в условиях наивысшего развития материальной
культуры и всеобщего благосостояния, коммунизм не желает знать для
человека никаких других целей, кроме земного благоденствия. С высот
философского миросозерцания идеологическое расхождение между Церковью и
государством нисходит в область непосредственного практического знания, в
сферу нравственности, справедливости и права, коммунизм считает их
условным результатом классовой борьбы и оценивает явления нравственного
порядка исключительно с точки зрения целесообразности. Церковь
проповедует любовь и милосердие, коммунизм – товарищество и
беспощадность борьбы. Церковь внушает верующим возвышающее человека
смирение, коммунизм унижает его гордостью. Церковь сохраняет плотскую
чистоту и святость плодоношения, коммунизм не видит в брачных отношениях
ничего, кроме удовлетворения инстинктов. Церковь видит в религии
животворящую силу, не только обеспечивающую человеку постижение его
вечного предназначения, но и служащую источником всего великого в
человеческом творчестве, основу земного благополучия, счастья и здоровья
народов. Коммунизм смотрит на религию как на опиум, опьяняющий народы и
расслабляющий их энергию, как на источник их бедствий и нищеты. Церковь
хочет процветания религии, коммунизм – её уничтожения. При таком
глубоком расхождении в самых основах миросозерцания между Церковью и
государством не может быть никакого внутреннего сближения или
примирения, как невозможно примирение между положением и отрицанием,
между да и нет, потому что душою Церкви, условием Её бытия и смыслом Её
существования является то самое, что категорически отрицает коммунизм.
Никакими компромиссами и уступками, никакими частичными
изменениями в своём вероучении или перетолковываниями его в дух е
коммунизма Церковь не могла бы достигнуть такого сближения. Жалкие
попытки в этом роде были сделаны обновленцами одни из них ставили своей
задачей внедрить в сознание верующих мысль, будто христианство по
существу своему не отличается от коммунизма, и что коммунистическое
государство стремится к достижению тех же целей, что и Евангелие, но
свойственным ему способом, т.е. не силой религиозных убеждений, а путём
принуждения. Другие рекомендовали пересмотреть христианскую догматику в
том смысле, чтобы её учение об отношении Бога к миру не напоминало
отношения монарха к подданным и более соответствовало республиканским
понятиям, третьи требовали исключения из календаря святых «буржуазного
происхождения» и лишения их церковного почитания. Эти опыты, явно не
искренние, вызывали глубокое негодование людей верующих.
Православная Церковь никогда не станет на этот недостойный
путь и никогда не откажется ни в целом, ни в частях от своего,
обвеянного святыней прошлых веков, вероучения в угоду одному из
вечно-сменяющихся общественных настроений…». [134]
Но, к сожалению, через два месяца Митрополит Сергий как раз выбрал путь совмещения несовместимого.
Как только это было совершено, всё стало дозволено. Вполне
понятны тогда и заявления о несуществовании преследований за веру,
перевод в далёкие края или на покой «неугодных» для власти архиереев и
священников, допущение полного контроля над церковью административным
аппаратом – «Советом по делам религии», в лице уполномоченных от ГПУ, и
многое другое.
Никого, следовательно, не должно удивлять, что ведущие иерархи
советской церкви удостаиваются встреч и в Кремле с руководителями
страны, как это было при встрече предводителей обновленческой церкви с
Калининым в 1923 году, Митрополита Сергия со Сталиным в 1943 году, и
Патриарха Пимена с Горбачёвым в 1987 году. Никого не должно смущать
присутствие высших иерархов на приёмах в Кремле по случаю годовщин
революции, или поздравления направленные правительству по тому же
случаю. Особенно нельзя смущаться фотографиями Патриархов Московских,
напяливших себе на грудь рядом с панагиями с иконами Спасителя и Божией
Матери советские ордена (особенно популярным для награждения высшего
духовенства был орден Трудового Красного Знамени). Вот вам налицо (или
точнее на груди) – совмещение несовместимого!
Неудивительно тогда и участие Московской Патриархии в
экуменическом движении – и не только когда это было нужно для советской
политики, или для лучшего исполнения задач разведки КГБ.
Увлечение экуменизмом продолжается и до последнего времени, и
выступления представителей советской церкви на экуменических съездах,
несмотря на полное противоречие церковным канонам и даже чисто
еретических мыслей – советской церковью не только не осуждаются, но и
поощряются.
Для примера, приведём слова митрополита Смоленского Кирилла
(Гундяева) сказанные на VII Ассамблее Всемирного Совета Церквей в
Канберре в 1991 г.:
«Всемирный Совет Церквей – это колыбель будущей единой церкви
..., наш общий дом, и мы несём особую ответственность за его судьбу». [135]
Никакой православный архиерей не мог бы сказать такие слова, и
не быть привлечённым за явную ересь к церковному суду! Ведь при своей
хиротонии епископ торжественно заверяет, что он верует во «едину,
святую, соборную и апостольскую Церковь», т. е. в Церковь Православную, а
не в какую-то будущую «единую церковь» объединяющую разные
вероисповедания.
И последний пример совмещения несовместимого – выступление
Патриарха Алексия II перед группой раввинов в Нью-Йорке 13 ноября 1991
г. На встрече с нью-йоркскими раввинами Патриарх, между прочим,
преподнёс председателю этой группы, раввину Шнейеру, дорогую чашу.
Открывая свою речь, Патриарх обратился к собравшимся раввинам со словами привета:
«Дорогие братья, шалом вам во имя Бога любви и мира! Бога
отцев наших, Который явил Себя угоднику Своему Моисею в Купине
неопалимой, в пламени горящего тернового куста, и сказал: «Я Бог отцев
твоих, Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова». Он Сущий – Бог и Отец всех,
a мы все братья, ибо мы все дети Ветхого Завета Его на Синае...».
Далее, Патриарх говорит о «теснейшем родстве между ветхозаветной и новозаветной религиями». И продолжает:
«Единение иудейства и христианства имеет реальную почву
духовного и естественного родства и положительных церковных интересов.
Мы едины с иудеями, не отказываясь от христианства, не вопреки
христианству, а во имя и в силу христианства...».
Употребляя выражения заимствованные от мечтателей о «новом мировом порядке», Патриарх говорит:
«...В этом трудном, но святом для всех нас д еле мы надеемся
на помощь и понимание наших еврейских братьев и сестёр. Совместными
усилиями мы построим новое общество – демократическое, свободное,
открытое, справедливое, такое общество, из которого никто не желал бы
больше уезжать и где евреи жили бы уверенно и спокойно, в атмосфере
дружбы, творческого сотрудничества и братства детей единого Бога – Отца
всех, Бога отцев ваших и наших».
И кончает Патриарх свою речь словами:
«...Бог наш един Отец, един и неделим для всех чад Его». [136]
Патриарх, в своих словах замалчивает то, что должно быть понятно
каждому здравомыслящему человеку: как можно говорить, что у иудеев и у
православных Бог один, когда православные верят в Пресвятую Троицу, а
иудеи – не верят; когда православные верят в Господа Иисуса Христа, Сына
Божия, Спасителя, а иудеи – не верят?
Почему-то, эти основные различия Патриарх не замечает. He привык ли
он говорить то, что выгодно в данный момент властям, и замалчивать
правду?
Заключение: сущность Московской Патриархии.
Во всём вышеизложенном материале должна быть ясна глубокая
разница между Церковью исповеднической, представленной такими
святителями как Патриарх Тихон, Митрополит Вениамин, Митрополит Пётр,
Митрополит Кирилл и сонмом других новомучеников и исповедников, и
Церковью советской, представленной Митрополитом Евдокимом, Митрополитом
(позже Патриархом) Сергием, и Патриархами Алексием I, Пименом и Алексием
II. Первые говорили правду, и были готовы страдать за Христа (и
страдали!). Последние говорили и продолжают говорить ложь, и продали
бесценный дар Божий – духовную свободу Церкви за чечевичную похлебку
«признания», или точнее сказать, терпимости, со стороны богоборческой
власти.
Мы привели множество примеров безбоязненных и правдивых
выступлении исповедников за веру, a также и несколько примеров лживых
выступлений официальных представителей советской церкви, и в первом её
воплощении – обновленческой церкви, и во втором – Московской Патриархии.
Во втором случае мы едва коснулись поверхности бездонной бочки лжи и
подхалимства, которую наполняла советская церковь своими выступлениями
за всё время своего существования. Материал подобного рода найти не
трудно: нужно лишь открыть любой номер Журнала Московской Патриархии и
всё там налицо.
Возьмём несколько примеров, показывающих глубочайшую разницу
между подходами церкви советской и Церкви Православной, Исповеднической:
Церковь Советская:
|
Церковь Исповедников:
|
Заявляем, что целиком разделяем мероприятия Церковного
Управления, считаем его единственной канонически законной Верховной
Церковной властью, и все распоряжения, исходящие из него, считаем вполне
законными и обязательными Мы призываем последовать нашему примеру всех
истинных пастырей и верующих сынов Церкви, как вверенных нам, так и
других епархий» (Митрополит Сергий, 1922 год). |
Запрещаем признавать ВЦУ, как учреждение антихриста, в нём же
суть сыны противления Божественной Правде и церковным святым канонам.
Сие же пишем, да ведомо будет всем вам, что властию данною
Нам от Бога – анафематствуем ВЦУ и всех имеющих с ним какое-либо
общение» (Патриарх Тихон, 1922 год). |
|
|
Церковь Советская:
|
Церковь Исповедников:
|
Вознесём же наши благодарственные молитвы ко Господу, тако
благоволившему о святой Нашей Церкви. Выразим всенародно нашу
благодарность и Советскому Правительству за такое внимание к духовным
нуждам Православного населения» (Mump. Сергий, 1927 г .).
В некоторых заграничных кругах некоторыми, враждебно
относящимися к СССР, лицами распространялась и распространяется клевета о
стеснении будто бы свободы совести в Советском Союзе, распространялась и
распространяется ложь о том, что в нашей стране духовенство и верующие
якобы подвергались и подвергаются преследованиям, в том числе и
судебным, со стороны государственных органов за свою религиозную
деятельность. Эта ложь и клевета категорически и давно опровергнуты...» (Московская Патриархия, 1958 г .). |
Православная Церковь не может по примеру обновленцев
засвидетельствовать, что религия в пределах СССР не подвергается никаким
стеснениям и что нет другой страны, в которой она пользовалась бы
полной свободой. Она не скажет вслух всего мира той позорной лжи,
которая может быть внушена только или лицемерием или сервилизмом, или
полным равнодушием к судьбам религии, заслуживающим безграничного
осуждения в её служителей. Напротив, со всей справедливостью она должна
заявить, что не может признать справедливым и приветствовать ни законов,
ограничивающих ее в исполнении своих религиозных обязанностей, ни
административных мероприятий, во много раз увеличивающих стесняющую
тяжесть этих законов, ни покровительства, оказываемого в ущерб ей
обновленческому расколу» (Соловецкие епископы, 1927 г .) |
Примеры были приведены для того, чтобы с полной ясностью показать
разницу между Церковью Исповедников и церковью предателей.
Познакомившись с документами, никто не сможет сказать, что Московская
Патриархия является духовной наследницей Церкви Патриарха Тихона.
Наоборот, можно придти к одному только заключению. Московская Патриархия
отличается от Церкви Патриарха Тихона, как тьма от света, как чёрное от
белого, как ложь от истины.
Зато можно ясно определить, что Московская Патриархия является
духовной наследницей другой организации, называющей себя Русской
Православной Церковью, именно – церкви обновленческой. Читая выдержки из
официальных заявлений обновленцев и сравнивая их с официальными
заявлениями Московской Патриархии, неизбежно приходишь к заключению, что
они написаны как бы одной рукой, что по сути и соответствует истине.
Следовательно, сущность Московской Патриархии можно очень
просто определить. Московская Патриархия есть ни что иное как советская
церковь, креатура безбожной власти, построенная на лжи, и руководимая
ложью во всех её проявлениях. Она является прямой наследницей
обновленческой церкви, первой «пробной» креатурой советской власти, а
также и красно-поповского движения священников-революционеров начала
этого столетия.
Как прекрасно, коротко и ясно выразился о. Георгий Эдельштейн
– «Сергианство – это выпестованное коммунистами и гепеушниками
красно-поповское обновленчество в русле благообразного православия». [137]
Все её виднейшие иерархи полностью скомпрометированы своим
сотрудничеством с органами КГБ, и даже если некоторые из них и не
являются прямыми агентами этого одиозного учреждения, они являются
ставленниками его, т. к. ни одна хиротония во епископы со времени
Декларации митрополита Сергия не проходила без соответствующего указания
органов.
Идеология советской церкви весьма простая: Церковь не только можно спасать ложью, но и нужно это делать.
Принцип: «цель оправдывает средства», совершенно чуждый
истинному православному учению, стал краеугольным камнем идеологии
советской церкви.
Вот почему даже теперь, когда решительно все другие советские
учреждения открывают свои архивы и печатаются откровенные статьи о
деятельности их при прежнем коммунистическом режиме, Московская
Патриархия стоит одинока. Никакой гласности о ея действиях и не вздумай
ожидать!
О. Георгий Эдельштейн, сообщая об откровенных выступлениях
бывших генералов КГБ о близком сотрудничестве с церковными иерархами и о
том, кто из последних под рясой и панагией носит погоны генерала КГБ,
пишет:
«Генералы подтверждают, что КГБ назначал руководителей
религиозных организаций, а Московская Патриархия отрицает очевидное.
Стыдно признаться, но сегодня КГБ более открытое и более правдивое
учреждение, чем Московская Патриархия…». [138]
В то время, когда уже некоторая часть государственных архивов
была открыта, и появились документальные сведения об участии высших
иерархов Московской Патриархии в работе КГБ, и даже сообщались
агентурные «клички» этих иерархов (включая и Патриарха Алексия II,
носящего агентурную кличку «Дроздов»), совершенно неуместно Московской
Патриархии обходить молчанием эти печальные явления.
И Московская Патриархия вышла бы на путь правды и
откровенности, если она была бы истинной Русской Православной Церковью.
Но будучи по существу советской церковью, она по-другому действовать не
может.
Как пишет о. Георгий Эдельштейн по поводу Митрополита Сергия и намеченного им пути:
«Если кому-то из сергианцев захочется возразить, что «мудрый старец» и его единомышленники были вынуждены лгать, что в то время нельзя было иначе, мне
придётся разочаровать их: сергианцы лгут вовсе не потому, что их на
лесоповал могут отправить, и не потому, что пистолет к затылку
приставлен, a только потому что они – сергианцы, доктрина у них такая, они веруют и исповедуют, что Церковь необходимо спасать ложью. Это их первая и бо?льшая заповедь...». [139]
О том, что созданное богоборческой властью учреждение никак не
может быть истинной православной Церковью, а должно быть нечто иное,
особое, красочно пишет З. Крахмальникова:
«Это был грандиозный замысел: создать новую породу людей, для
них устроить церковь, в которой священнослужителями будут агенты КГБ. И
таким образом покончить навсегда со всякой нравственностью и
духовностью.
Подбирать для новой религии придётся таких искателей сана,
которые не будут верить в его святость, и потому им не стыдно будет
принять сей сан по рекомендации тех, с которыми будет заключён
соответствующий контракт. И ангельское монашеское имя будет осквернено
агентурной кличкой.
Всё будет в этой церкви, якобы православной, «как у людей» – и
покаяния (если это нужно), и службы, обряды, обычаи. Посты, молитвы,
панихиды, и облачения те же самые и свечей будет много – миллионы, a то
миллиарды, покупай и зажигай сколько хочешь! Ты свободен. И народу
полным-полно. Приезжающие иностранцы будут умиляться, видя толпы людей,
заполнивших храмы и будут называть это «Святой Русью».
Но вера будет особой, хотя и называться станет по-старому:
православной. Особой породе подобает особая вера, как и особые пастыри.
Это будет вера в другого бога, которого не стоит особого труда предать и
не только ради низших, себялюбивых целей, но ради высших. Скажем, ради
«спасения» Церкви.
Обладатели новой веры станут гордиться ею и будут пытаться
захватить все соборы и храмы в России, дабы всюду насадить свою веру,
считая, как и те, кто вербовал их пастырей, её самой православной.
В отличие от веры тех, кто ушёл в катакомбы, гнушаясь
предательства и церковной лжи. И от тех, кто оказался в Зарубежьи и тоже
не согласился принять новую веру». [140]
Да, идеология советской церкви это безусловно – новая вера,
основанная не на принципе безбоязненного стояния за правду, не на
принципе исповедничества, а на принципе лжи.
Как раз об этом говорил А. Солженицын в своем Великопостном
Послании Патриарху Пимену в 1972 году: «Какими доводами можно убедить
себя, что планомерное разрушение духа и тела Церкви под руководством
атеистов – есть наилучшее сохранение Её? Сохранение – для кого? Ведь уже
не для Христа Сохранение – чем? Ложью? Но после лжи – какими руками
совершать евхаристию?» [141]
Нет. Церковь нельзя спасать ложью. Ведь говорит Писание «Мерзость пред Господом – уста лживые» (Притч. 12, 22). И в Новом Завете: «Всякий, не делающий правды, не есть от Бога» (1 Иоан. 3. 10).
Неудивительно, что Московская Патриархия так медлит с вопросом
о прославлении Новомучеников, несмотря на то, что священники и
церковный народ настойчиво это требуют. Патриарх Алексий II всё говорит о
необходимости какой-то «реабилитации» этих страдальцев за веру со
стороны правительства, перед тем как можно их прославить. [142]
Но каждый здравомыслящий православный человек понимает, что
это абсурд. Реабилитация со стороны правительства тех, кто был незаконно
репрессирован – дело положительное и заслуживающее поощрения, но зачем
же связывать это с чисто-церковным вопросом о всенародном прославлении
сонма Новомучеников Российских? Ведь самый факт мученической кончины уже
признаётся Церковью как свидетельство об их святости. Здесь не нужны ни
собирание сведений о чудесах, ни освидетельствование мощей. Дело
простое – кто умер за Христа – тот уже святой.
Церкви же предстоит лишь установить день памяти, что, между
прочим, уже было сделано на Всероссийском Соборе в своём постановлении
от 18 апреля 1918 г.:
«3. Установить по всей России ежегодное молитвенное
поминовение в день 25-го января, или в следующий за ним воскресный день
(вечером) всех усопших в нынешнюю лютую годину исповедников и
мучеников». [143]
Связывая прославление Новомучеников и Исповедников Российских с
какой-то реабилитацией их, Московская Патриархия лишний раз доказывает,
что у неё испорченное церковное мировоззрение – и всё из-за того, что
не может и не желает она скинуть себя страшный грех сергианства.
He потому ли медлит Московская Патриархия с прославлениями
Новомучеников и Исповедников, что она прекрасно знает, что среди них
очень много ревностных обличителей сергианства, как Митрополиты Кирилл и
Иосиф, и сонм других, вышедших из общении с советской церковью?
Только отказ от ложной идеологии и искреннее и открытое
покаяние может превратить креатуру богоборческой власти, по существу
своему – советскую церковь – в истинную и православную.
К чему же тогда нужно призывать Московскую Патриархию? По прекрасному выражению А. Солженицына, нужно призывать её жить не no лжи.
Московская Патриархия должна признаться в том, что жила и была
руководима ложью в течение всего своего существования. Она должна
отказаться от всей этой лжи, а более того, от самого принципа, что
Церковь можно и нужно спасать ложью. Без отказа от этого не может быть и
возрождения.
1927-й год был решающим годом для истории современной Русской
Церкви. В течение двух месяцев этого рокового года появились два
документа. Первый – голос Церкви Исповедников: Послание Соловецких
епископов. Второй – голос церкви советской: «Декларация» Митрополита
Сергия. Оба документа определяют будущий курс Русской Церкви в советских
условиях. Первый выбирает путь истины и готовности следовать за Христом
даже до смерти. Второй выбирает путь лжи и готовности служить
богоборческой власти. He время ли признаться, что выбор второго пути был
колоссальным грехом перед Христовой Церковью и русским народом?
Первая советская церковь – обновленческая – несмотря на все
лживые выступления её представителей, не могла совратить истинный
православный русский народ на ложный путь. Верующий народ знал, что
кроме этой советской церкви существовала и церковь исповедников,
истинная Русская Церковь, возглавляемая Патриархом Тихоном. От этого
сознания, народ укреплялся в вере, даже при наличии страшных гонений.
Но в 1927 году произошло нечто страшное: тот, который принял
на себя возглавление Церкви исповедников – Церкви Патриарха Тихона, сам перевёл её на путь служения лжи, превратил
её, долженствующую быть столпом и утверждением истины, в новую
советскую церковь, всецело преданную лжи и богоборческому правительству.
Поистине это было великим предательством, за которое совершившему это
преступление и его последователям предстоит разделить Иудину участь.
«По плодам их познаете их», сказал Господь (Мф. 7, 16).
Горькие плоды коммунистической власти в России сейчас всем
видны. К сожалению, среди этих плодов находится и послушная ей
«советская церковь», – нынешняя Московская Патриархия. Пора уже и от
этого лукавого плода избавиться.
Послесловие.
Настоящий труд был задуман двадцать лет тому назад, во время
прохождении мною аспирантуры на кафедре Славистики в Йельском
Университете. Любимым моим занятием тогда было копаться в архивах
прекрасной университетской библиотеки имени Стерлинга, а также и в
библиотеке редких книг имени Бейнеке. В последней я совершенно случайно
обнаружил много материалов по истории Русской Православной Церкви в
начале ХХ-го века.
Помнится мне, как я днями сидел у аппарата для чтения
микрофильмов, просматривая решительно все номера «Известий» с 1920 года
по 1930, ища статьи по церковным вопросам. Записки сделанные мною в те
годы (1973-1976) легли в основу настоящего моего труда.
Я обязан выразить глубокую благодарность в первую очередь
Господу Богу, за Его безграничные милости ко мне грешному; а также моей
матери, Вере Александровне Лебедевой, удивительной женщине, до конца
своих дней интересовавшейся решительно всеми отраслями науки и
искусства, внедрившей в меня любовь к чтению и учению; и моим духовным
наставникам Митрополиту Филарету, твёрдому и безкомпромиссному в своём
стоянии за веру, с которым мне посчастливилось работать в течение шести
лет в качестве секретаря его Епархиального Управления; Митрополиту
Виталию, столь же бескомпромиссно ведущему церковный корабль Русской
Православной Церкви Заграницей, давшему своё благословение на настоящий
труд; Архиепископу Антонию Лос-Анжелосскому (Синькевичу), уже более чем
сорок лет являющемуся моим наставником на духовном пути; Архиепископу
Никону (Рклицкому), столь потрудившемуся по увековечению памяти
Митрополита Антония (Храповицкого); Архиепископу Андрею (Рымаренко),
преемнику оптинского старца Нектария; Епископу Григорию (Граббе),
прекрасному знатоку церковной истории последних десятилетий; и моим
наставникам в Свято-Троицкой Духовной Семинарии (ныне скончавшимся):
Архиепископу Аверкию, Протопресвитеру Михаилу Помазанскому, Архимандриту
Константину (Зайцеву), Ивану Михайловичу Андреевскому (Соловецкому
узнику, свидетелю и участнику церковных событий 20-х и 30-х годов), и
многим другим.
Выражаю благодарность Йельскому университету, Хуверскому
Институту при Станфордском Университете (где, когда обнаружена была
кража микрофильмов «Известий» за первую половину 1924 года – очевидно
что-то там кому-то очень не понравилось! – предоставили мне редчайшую
возможность перелистывать уже пожелтевшие от времени оригиналы газет, с
которых и были сделаны копии здесь воспроизведенные), Университету Южной
Калифорнии, Университету Калифорнии в Лос-Анджелесе, и особенно
Гавайскому Университету, которые все дали мне возможность заниматься
исследовательской работой.
Выражаю благодарность протоиерею о. Петру Перекрестову, снабдившему меня многими ценными материалами.
Благодарю и спутницу моей жизни, Матушку Татьяну Арсеньевну,
за её терпение и поддержку во время моей работы над этим трудом.
Материал здесь изложенный лежал в основе моего доклада на
Всезарубежном Съезде Православной Молодежи в Буэнос-Айресе в 1991 году, а
также и моих докладов в Волгодонске, Академгородке, Новосибирске,
Екатеринбурге и Москве в 1992 году, куда я поехал по приглашению
профессора новосибирского университета А. Н. Люлько и свящ. о. Олега
Орешкина.
Посвящаю сей труд моим детям: Александру и Евгении. Да даст им
Господь возможность углубиться в неисчерпаемое сокровище православной
веры!
протоиерей Александр Лебедев
Белл Каньон, Калифорния
Приложения.
Приложение № 1: Послание Патриарха Тихона от 1 января 1918 г.
«Минувший год был годом строительства Российской державы. Но увы! He
напоминает ли он нам печальный опыт Вавилонского строительства?
На всей земли был один язык и одно наречие. И сказали люди:
построим себе город и башню высотою до небес и сделаем себе имя, прежде
нежели рассеемся по лицу всей земли. И сошел Господь посмотреть город и
башню, которую строили сыны человеческие. И сказал Господь: «Сойдем и
смешаем там язык их так, чтобы один не понимал другого». И рассеял их
Господь оттуда по всей земле (Быт. 11, 1, 4-5, 7-8). He угодно
было Господу строительство Вавилонское, противно планам Божественного
домостроительства. «Сотворим себе имя», – не напоминает ли это желания
наших прародителей быть яко боги (Быт. 3,5); и единый дотоле
язык смешался в разные наречия, и единый народ разделился на разные
племена, враждебные друг другу и истреблявшие одно другое.
Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущие его, напрасно рано встают и позде просиживают (Пс.
126, 1-2). Это исполнилось в древности на Вавилонских строителях.
Сбывается днесь и воочию нашею. И наши строители желают сотворить себе
имя, своими реформами и декретами облагодетельствовать не только
несчастный русский народ, но и весь мир, и даже народы гораздо более нас
культурные. И за эту высокомерную затею их постигает та же участь, что и
замыслы Вавилонян: вместо блага приносится горькое разочарование. Желая
сделать нас богатыми и ни в чём не имеющими нужды, они на самом деле
превращают нас в несчастных, жалких, нищих и нагих (Апок. 3,
17). Вместо так ещё недавно великой, могучей, страшной врагам и сильной
России, они сделали из неё одно жалкое имя, пустое место, разбив её на
части, пожирающие в междоусобной войне одна другую. Когда читаешь «Плач
Иеремии», невольно оплакиваешь словами пророка и нашу дорогую Родину.
Как Господь поверг на землю красу нашу, как разрушил
укрепления, как отверг царей и князей наших. Страна, некогда
многолюдная, стала одинока как вдова, великий между народами, князь над
областями делается данником. Горько плачет он, и слёзы на ланитах его, и
нет у него утешителя. Враги его встали во главе, неприятели
благоденствуют, и враг простер руку на самое драгоценное у него. Воззри,
Господи, и посмотри, как мы унижены, и есть ли болезнь, как наша, какая
постигла нас. Весь народ вздыхает, ища хлеба, отдаёт драгоценности свои
за пищу, дрова достаёт за большие деньги, и наследие наше переходит к
чужим. Дети просят хлеба, и никто не подаёт им. Е вшие сладкое истаявают
на улицах и воспитанные на багрянице жмутся к навозу (Плач. 2,
1-2; 1, 1-2, 5, 10-12; 4, 4-5; 5, 2-4). И это в стране, бывшей житницею
целой Европы и славившейся своими богатствами.
И вся эта разруха и недостатки оттого, что без Бога строится
ныне Русское Государство. Разве слышали мы из уст наших правителей
святое имя Господне в наших многочисленных советах, парламентах,
предпарламентах? Нет, они полагаются только на свои силы, желают сделать
имя себе, а не так, как наши благочестивые предки, которые не себе, а
имени Господню воздавали славу. Оттого Вышний посмеётся планам нашим и
разрушит советы наши. Подлинно праведен Ты, Господи, ибо мы непокорны были Слову Его (Плач. 1, 18).
Забыли мы Господа! Бросились за новым счастьем, стали бегать за
обманчивыми тенями, прильнули к земле, хлебу, к деньгам, упились вином
свободы, – и так, чтобы всего этого достать как можно больше, взяли
именно себе, чтобы другим не оставалось. Заботимся о том, что преходит, –
прилежати же о душе, вещи бессмертной, совсем забываем. Оттого и наши
заботы о создании «храмин и житниц» постигает неудача. Церковь осуждает
такое Наше строительство, и мы решительно предупреждаем, что успеха у
нас не будет никакого до тех пор, пока не вспомним о Боге, без Которого,
ничего доброго не может быть сделано (Ин. 15, 5), пока не обратимся к
Нему всем сердцем и всем помышлением своим (М ф . 22, 38).
Теперь всё чаще раздаются голоса, что не наши замыслы и
строительные потуги, которыми мы были так богаты в мимошедшее лето,
спасут Россию, a только чудо, – если мы будем достойны этого. Будем же
молить Господа, чтобы Он благословил венец наступающего лета Своею
благостию, и да будет оно для России лето Господне, благоприятное (Исх. 61, 2).
Патриарх Тихон Москва
Января, 1 дня 1918 г.» [144]
Приложение № 2: Воззвание Всероссийского Собора по поводу Декрета о свободе совести.
«К православному народу.
Православные христиане! От века неслыханное творится у нас на Руси Святой.
Люди, ставшие у власти и назвавшие себя народными комиссарами,
сами чуждые Христианской, а некоторые из них и всякой веры, издали
декрет (закон), названный ими о свободе совести, а на самом деле
устанавливающий полное насилие над совестью верующих.
По этому закону, если он будет проводиться, как местами и
проводится уже в исполнение, все храмы Божии с их святым достоянием
могут быть от нас отняты, ризы с Чудотворных Икон станут снимать,
священные сосуды перельют на деньги, или обратят во что угодно,
колокольный звон тогда смолкнет. Святые Таинства совершаться не будут,
покойники будут зарываться в землю не отпетыми по-церковному, как и
сделано в Москве и Петрограде, на кладбища православные понесут хоронить
кого угодно. Было ли когда после Крещения Руси у нас что-нибудь
подобное? Никогда не бывало. Даже татары больше уважали нашу святую
веру, чем наши теперешние законодатели. Доселе Русь называлась святою, а
теперь хотят сделать её поганою. И слыхано ли, чтобы делами Церковными
управляли люди безбожные, не русские и не православные? По приказу,
подписанному неправославною женщиною, на Святую Александро-Невскую Лавру
в Петрограде, как на какой-то вражеский лагерь, наехали вооружённые
люди и произвели неслыханное бесчинство и даже убили священника (о.
Петра Скипетрова), желавшего вразумить словами обезумевших людей. И
совсем захватили бы эту святыню, если бы народ не защищал её – без
оружия, только своею грудью, воплями и рыданиями.
И по другим местам происходит и, наверно ещё будет происходить
подобное поругание Святыни и попытки её ограбить, ибо корысть к наживе
способна на всякое зло.
Объединяйтесь же, православные, около своих храмов и пастырей,
объединяйтесь все, мужчины и женщины, и старые и малые, составляйте
союзы для защиты заветных святынь. Эти святыни – Ваше достояние. Ваши
благочестивые предки и вы создали и украсили храмы Божии и посвятили это
имущество Богу. Священнослужители при них только – духовная стража,
которой святыня эта вверена на хранение. Но пришло время, когда и вы,
православные, должны обратиться в неусыпных Её сторожей и защитников,
ибо правители народные хотят отнять у православного народа это Божие
достояние, даже не спрашивая вас, как вы к этому относитесь. Оберегайте
же и защищайте веками созданное лучшее украшение земли Русской – храмы
Божии, не попустите перейти им в дерзкие и нечистые руки нев е рующих,
не попустите совершиться этому страшному кощунству и святотатству.
Если бы это совершилось, то ведь Русь святая Православная
обратилась бы в землю антихристову, в пустыню духовную, в которой смерть
лучше жизни. Громко заявляйте всем, забывшим Бога и совесть, и на д еле
показывайте, что вы вняли голосу Отца и Вождя своего духовного,
Святейшего Патриарха Тихона.
В особом послании Он зовёт вас последовать за собой, идти на
подвиг страдания, в защиту святынь, повинуясь голосу Апостола: «вам дано ради Христа не только веровать въ Него, но и страдать за Него» (Филип. I, 29). Лучше кровь свою пролить и удостоиться венца мученического, чем допустить веру православную врагам на поругание.
Мужайся же, Русь Святая! Иди на свою Голгофу! С тобою Крест
Святой, оружие непобедимое. На помощь тебе притечёт невидимо Матерь
Божия, Пресвятая Богородица, Стена нерушимая, Заступница Усердная рода
Христианского, умягчающая сердца всех злых людей. С тобою воинства
небесные, ревнители славы Божией. С тобою все святые, вместе с
псалмопевцем Давидом, сладкозвучно воспевшим красоту селения славы
Божией, взывающе: «Господи, ревность о доме Твоем спасает нас» (Псал. LXVІІІ, 10). А Глава Церкви – Христос Спаситель вещает каждому из нас: «Буди верен до смерти, и дам ти венец живота» (Апок. II, 10).»
14/27 января 1918 года. [145]
Приложение № 3: Воззвание Патриарха Тихона по поводу Брест-Литовского мира.
«К чадам Православной Церкви.
Несчастный русский народ, вовлечённый в братоубийственную
войну, нестерпимо жаждал мира, как некогда народ Божий жаждал воды в
палящей зноем пустыне. Но не было у нас Моисея, который бы напоил свой
народ чудодейственной водой, и не ко Господу, своему Благодетелю,
воззвал народ о помощи; явились люди, отрекшиеся от веры, гонители
церкви Божией и они дали народу мир. Но тот ли этот мир, о котором
молится церковь, которого жаждет народ?
Заключённый ими мир, по которому отторгаются от нас целые
области, населённые православным народом, и отдаются на волю чуждого по
вере врага, а десятки миллионов православных людей попадают в условие
великого духовного соблазна для их веры; мир, по которому даже искони
Православная Украина отделяется от братской России, и стольный город
Киев, мать городов русских, колыбель Нашего Крещения, хранилище святынь,
перестанет быть городом державы Российской, мир, отдающий наш народ и
русскую землю в тяжкую кабалу – такой мир не даст народу желанного
отдыха и успокоения, Церкви же Православной принесёт великий урон и
горе, a Отечеству неисчислимые потери.
А между тем у нас продолжается всё та же распря, губящая Наше
Отечество. Внутренняя междоусобная война не только не прекратилась, а
ожесточается с каждым днём. Голод усиливается, и, чтобы ослабить его,
грозят даже изгонять из столиц мирных жителей, не знающих, где им
преклонить главу. Рабочим угрожает лишение заработка, возвращающиеся из
полков воины не находят работы. Умножаются грабежи и убийства, и для
борьбы с ними население часто прибегает к ужасному самосуду.
Устранит ли объявленный мир эти вопиющие к небу нестроения? He
принесёт ли он ещё больших скорбей и несчастий? Увы! Оправдываются
слова пророка: «Они говорят: мир, мир, а мира нет». Нет мира и нет радости – спутницы мира.
Мы призываемся совестью своею возвысить голос свой в эти
ужасные дни и громко объявить перед всем миром, что церковь не может
благословить заключённый ныне от имени России позорный мир. Этот мир,
принужденно-подписанный от имени русского народа, не приведёт к
братскому сожительству народов. В нём посеяны семена злобы и
человеконенавистничества. В нём зародыши новых войн и зол для всего
человечества. Может ли примириться русский народ со своим унижением?
Может ли он забыть разлученных от него по крови и вере братьев? И
православная церковь, которая не могла бы не радоваться и не возносить
благодарственного моления Господу Богу за прекращенияе кровопролития, не
может теперь иначе, как с глубокой скорбью, взирать на эту видимость
мира, который не лучше войны.
Перед лицом страшного вершающегося над страной Нашей Суда
Божия, соберёмся все вокруг Христа и Святой Его Церкви. Будем молить
Господа, чтобы смягчил Он сердца наши братолюбием и укрепил их
мужеством, чтобы Сам Он даровал нам мужей разума и совета, верных
велениям Божиим, которые исправили бы содеянное злое дело, возвратили
отторгнутых и собрали расточенные.
Взываю ко всем вам, архипастыри, пастыри, сыны и дщери о
Христе: спешите с проповедью покаяния, с призывом к прекращению
братоубийственных распрей и разрушения, с призывом к миру, тишине, к
труду, любви и единению.».
5/18 марта, 1918 года [146]
Приложение № 4: Воззвание Патриарха Тихона о покаянии.
Смиренный Тихон, Божиею милостию патриарх Московский и всея России, всем верным чадам православной Российской церкви!
Возлюбленные о Господе братие и чада!
Долг архипастырской любви, объемлющий болезни и скорби всего
православного народа русского, повелевает Нам снова обратить к вам Наше
отеческое слово.
Вместе с вами мы страждем сердцем при виде непрекращающихся
бедствий в Нашем отечестве; вместе с вами молим Господа о том, чтобы Он
укротил Свой гнев, доныне поедающий землю нашу.
Ещё продолжается на Руси эта страшная и томительная ночь, и не
видно в ней радостного рассвета. Изнемогает наша родина в тяжких муках, и
нет врача, исцеляющего её.
Где же причина этой длительной болезни, повергающей одних в уныние, других в отчаяние?
Вопросите вашу православную совесть, и в ней найдёте ответ на этот мучительный вопрос.
Грех, тяготеющий над нами, – скажет она вам, – вот сокровенный
корень нашей болезни, вот источник всех наших бед и злоключений.
Грех растлил нашу землю, расслабил духовную и телесную мощь
русских людей. Грех сделал то, что Господь, по слову пророка, отнял у нас посох и трость и всякое подкрепления хлебом, храброго вождя и воина, судью и пророка, и прозорливого и старца (Ис. III, 1-3).
Грех помрачил наш народный разум, и вот мы ощупью ходим во тьме, без света, и шатаемся, как пьяные (Иов. XII, 25).
Грех разжёг повсюду пламень страстей, вражду и злобу, и брат
восстал на брата, тюрьмы наполнились узниками, земля упивается
неповинною кровью, проливаемою братскою рукою, оскверняется насилием,
грабежами, блудом и всякою нечистотою.
Из того же ядовитого источника греха вышел великий соблазн
чувственных земных благ, которыми и прельстился наш народ, забыв о
едином на потребу.
Мы не отвергли этого искушения, как отверг его Христос
Спаситель в пустыне. Мы захотели создать рай на земле, но без Бога и Его
святых заветов. Бог же поругаем не бывает. И вот мы алчем, жаждем и
наготуем в земле, благословенной обильными дарами природы, и печать
проклятия легла на самый народный труд и на все начинания рук наших.
Грех тяжкий, нераскаянный грех – вызвал сатану из бездны,
извергающего ныне хулу на Господа и Христа Его и воздвигающего открытое
гонение на Церковь.
О, кто даст очам нашим источники слёз, чтобы оплакать все
бедствия, порождённые нашими всенародными грехами и беззакониями –
помрачение славы и красоты нашего отечества, обнищание земли, оскудение
духа, разорение градов, поругание храмов и святынь и всё это потрясающее
самоистребление великого народа, которое сделало его ужасом и позором
для всего мира!
Где же ты, некогда могучий и державный, русский православный
народ? Неужели ты совсем изжил свою силу? Как исполин, ты великодушный и
радостный совершал свой великий, указанный тебе свыше путь,
благовествуя всем мир, любовь и правду.
И вот, ныне ты лежишь, поверженный в прах, попираемый твоими
врагами, сгорая в пламени греха, страстей и братоубийственной злобы.
Неужели ты не возродишься духовно и не восстанешь снова в силе и славе своей?
Неужели Господь навсегда закрыл для тебя источники жизни,
погасил твои творческие силы, чтобы посечь тебя, как бесплодную
смоковницу?
О, да не будет сего. Одна мысль об этом повергает нас в трепет.
Плачьте же, дорогие братие и чада, оставшиеся верными Церкви и
Родине, плачьте о великих грехах вашего Отечества, пока оно не погибло
до конца. Плачьте о себе самих и о тех, кто по ожесточению сердца не
имеет благодати слёз. Богатые и бедные, учёные и простецы, старцы и
юноши, девы и младенцы, соединитесь все вместе, облекитесь, подобно
ниневитянам, во вретище и умоляйте милосердие Божие о помиловании и
спасении России.
Наступающие дни святого Успенского поста особенно благоприятны
для этого. Посему мы и назначаем их, особенно дни 2 и 3 августа, для
нарочитого всенародного молитвенно-покаянного подвига.
Когда услышите печальный звон церковных колоколов, знайте, что
настало время покаяния. Отложите тогда житейские заботы и попечения и
спешите в Божии храмы, чтобы восплакать перед Господом о грехах своих,
чтобы восскорбеть печалию вашею перед лицом нашей Заступницы Усердной и
всем сонмом великих угодников Божиих.
Пусть каждый из вас попытается очистить свою совесть перед
духовным отцом и укрепиться приобщением животворящих Тела и Крови
Христовых. Да омоется вся русская земля, как живительной росой, слезами
покаяния, и да процветёт снова плодами духа.
Господи Человеколюбче! Приими очистительную жертву кающихся
перед Тобой людей Твоих, отъими от нас дух малодушие и уныния и Духом
владычним, Духом силы и крепости утверди нас.
Возсияй в сердцах наших свет Твоего разума и посети виноград свой, и соверши, его же насади десница Твоя. Аминь.
Тихон, патриарх Московский и всея России.
26 июля/8 авуста 1918 г ., гор. Москва». [147]
Приложение № 5: Послание Патриарха Тихона в Совннарком от 13/26 октября 1918 г.
«Все, взявшие меч, мечем погибнут».
(Мф. 26, 52)
Это пророчество Спасителя обращаем Мы к вам, нынешние
вершители судеб нашего отечества, называющими себя «народными»
комиссарами. Целый год держите в руках своих государственную власть и
уже собираетесь праздновать годовщину октябрьской революции. Но реками
пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву,
вопиет к небу и вынуждает Нас сказать вам горькое слово правды.
Захватывая власть и призывая народ довериться вам, какие обещания давали вы ему и как исполняли эти обещания?
Поистине, вы дали ему камень вместо хлеба и змею вместо рыбы (Мф. 7, 9-10). Народу, изнурённому кровопролитной войною, вы обещали дать мир «без аннексий и контрибуций».
От каких завоеваний могли отказаться вы, приведшие Россию к
позорному миру, унизительные условия которого даже вы сами не решались
опубликовать полностью? Вместо аннексий и контрибуций великая наша
Родина завоёвана, умалена, расчленена, и в уплату наложенной на неё дани
вы тайно вывозите в Герианию не вами накопленное золото.
Вы отняли у воинов всё, за что они прежде доблестно сражались.
Вы научили их, недавно ещё храбрых и непобедимых, оставить защиту
Родины, бежать с полей сражения. Вы угасили в сердцах воодушевляющее их
сознание, что «больше сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя» (Ин.
15, 13). Отечество вы подменили бездушным интернационализмом, хотя сами
отлично знаете, что, когда дело касается защиты отечества, пролетарии
всех стран являются верными его сынами, а не предателями.
Отказавшись защитить Родину от внешних врагов, вы, однако, беспрерывно набираете войска.
Против кого вы их ведёте?
Вы разделили народ на враждующие между собою станы и ввергли
его в небывалое по жестокости братоубийство. Любовь Христову вы открыто
заменили ненавистью и, вместо мира, искусственно разожгли классовую
вражду. И не предвидится конца порождённой вами войне, так как вы
стремитесь руками русских рабочих и крестьян поставить торжество
призраку мировой революции.
He России нужен был заключённый вами позорный мир с внешним
врагом, а вам, задумавшим окончательно разрушить внутренний мир. Никто
не чувствует себя в безопасности; все живут под постоянным страхом
обыска, грабежа, выселения, ареста, расстрела. Хватают сотнями
беззащитных, гноят целыми месяцами в тюрьмах, казнят смертью часто без
всякого следствие и суда, даже без упрощённого, вами введенного суда.
Казнят не только тех, которые перед вами в чём-либо провинились, но и
тех, которые даже перед вами заведомо ни в чём не виноваты, а взяты лишь
в качестве «заложников», этих несчастных убивают в отместку за
преступления, совершённые лицами не только им не единомышленными, а
часто вашими же сторонниками или близкими вам по убеждению. Казнят
епископов, священников, монахов и монахинь, ни в чём невинных, а просто
по огульному обвинению в какой-то расплывчатой и неопределенной
«контрреволюционности». Бесчеловечная казнь отягчается для православных
лишением последнего предсмертного утешения — напутствие Святыми Тайнами,
а тела убитых не выдаются родственникам для христианского погребения.
He есть ли всё это верх бесцельной жестокости со стороны тех,
которые выдают себя благодетелями человечества и будто бы сами когда-то
много потерпели от жестоких властей?
Но вам мало, что вы обагрили руки русского народа его братской
кровью: прикрываясь различными названиями — контрибуций, реквизиций и
национализации, — вы толкнули его на самый открытый и беззастенчивый
грабёж. По вашему наущению разграблены или отняты земли, усадьбы,
заводы, фабрики, дома, скот, грабят деньги, вещи, мебель, одежду.
Сначала под именем «буржуев» грабили людей состоятельных, потом, под
именем «кулаков» стали грабить более зажиточных и трудолюбивых крестьян,
умножая, таким образом, нищих, хотя вы не можете не сознавать, что с
разорением великого множества отдельных граждан уничтожается народное
богатство и разоряется сама страна.
Соблазнив тёмный и невежественный народ возможностью лёгкой и
безнаказанной наживы, вы отуманили его совесть, заглушили в нём сознание
греха; но какими бы названиями ни прикрылись злодеяния — убийство,
насилие, грабеж, всегда останутся тяжкими и вопиющими к Небу от отмщения
грехами и преступлениями.
Вы обещали свободу...
Великое благо — свобода, — если она правильно понимается, как
свобода от зла, не стесняющая других, не переходящая в произвол и
своеволие. Но такой-то свободы вы не дали: во всяческом потворстве
низменным страстям толпы, в безнаказанности убийств, грабежей
заключается дарованная вами свобода. Все проявления как истинной
гражданской, так и высшей духовной свободы человечества подавлены вами
беспощадно. Это ли свобода, когда никто без особого разрешения не может
провезти себе пропитание, нанять квартиру, когда семьи, а иногда
населения целых домов, выселяются, а имущество выкидывается на улицу, и
когда граждане искусственно разделены на разряды, из которых некоторые
отданы на голод и разграбление? Это ли свобода, когда никто не может
высказать открыто своё мнение, без опасения попасть под обвинения в
контрреволюции? Где свобода слова и печати, где свобода церковной
проповеди? Уже заплатили своею кровью мученичества многие смелые
церковные проповедники; голос общественного и государственного осуждения
и обличения заглушен; печать, кроме узко большевистской, задушена
совершенно.
Особенно больно и жестоко нарушения свободы в делах веры. He
проходит дня, чтобы в органах вашей печати не печатались самые
чудовищные клеветы на Церковь Христову и её служителей, злобные
богохульства и кощунства. Вы глумитесь над служителями алтаря,
заставляете епископов рыть окопы (Епископ Тобольский Гермоген) и
посылаете священников на грязные работы. Вы наложили свою руку на
церковное достояние, собранное поколениями верующих людей, и не
задумались нарушить их посмертную волю. Вы закрыли ряд монастырей и
домовых церквей, без всякого к тому повода и причины Вы заградили доступ
в Московский Кремль — это священное достояние всего верующего народа.
Вы разрушаете исконную форму церковной общины — приход, уничтожаете
братства и другие церковно-благотворительные просветительные учреждения,
разгоняете церковно-епархиальные собрания, вмешиваетесь во внутреннее
управление Православной Церкви. Выбрасывая из школ священные изображения
и запрещая учить в школах детей вере, вы лишаете их необходимой для
православного воспитания духовной пищи.
«И что еще скажу. Недостанет мне времени» (Евр. 11,
32), чтобы изобразить все те беды, какие постигли Родину нашу. He буду
говорить о распаде некогда великой и могучей России, о полном
расстройстве путей сообщения, о небывалой продовольственной разрухе, о
голоде и холоде, которые грозят смертью в городах, об отсутствии нужного
для хозяйства в деревнях. Всё это у всех на глазах. Да, мы переживаем
ужасное время вашего владычества, и долго оно не изгладится из души
народной, омрачив в ней образ Божий и запечатлев в ней образ зверя.
Сбываются слова пророка — «Ноги их будут ко злу, и они спешат на пролитие невинной крови, мысли их — мысли нечестивые, опустошения и гибель на стезях их» (Ис. 59, 7).
Мы знаем, что Наши обличения вызовут в вас только злобу и
негодование и что вы будете искать в них лишь повода для обвинения Нас в
противлении власти, но чем выше будет подниматься «столп злобы» вашей,
тем вернейшим будет оно свидетельством справедливости Наших обличений.
He Наше дело судить о земной власти, всякая власть, от Бога
допущенная, привлекла бы на себя Наше благословение, если бы она
воистину явилась «Божиим слугой» на благо подчинённых и была «страшная не для добрых дел, а для злых» (Рим. 13, 34).
Ныне же к вам, употребляющим власть на преследования ближних,
истребление невинных, простираем Мы Наше слово увещания: отпразднуйте
годовщину своего пребывания у власти освобождением заключённых,
прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры;
обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности, дайте
народу желанный и заслуженный им отдых от междоусобной брани. А иначе взыщется от вас всякая кров праведная, вами проливаемая (Лк. 11,51), и от меча погибнете сами вы, взявшие меч (Мф 26, 52).
Патриарх Тихон
13/26 октября 1918 г.»[148]
Приложение №6: Из книги «Два года борьбы на внутреннем фронте».
СВЯТЕЙШАЯ КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ
Как ни стараются контрреволюционеры, им никак не создать лозунгов, способных объединить массы против Советской позиции.
Затасканные патриотические лозунги «Союза русского народа»
разбиты окончательно ходом мировой бойни, доказавшей, что для буржуазии
нет отечества, если дело касается интересов кармана, и у
контрреволюционеров ныне остаётся только один путь: это — использование
религиозного чувства несознательных масс.
На этот путь контрреволюция и становится.
Эту последнюю лазейку первыми открыли кадеты, решившие ввести в
ряды православной церкви «государственную организацию» для обработки
широких масс. Об этом есть документы в деле «Союза спасения родины и
свободы».
Московская уездная чрезвычайная Комиссия раскрыла новое дело, на этот раз монашеского духовенства.
Представители Люберецкого района Совдепа явились в
Николо-Угрешский монастырь и потребовали предоставления в порядке
конской мобилизации имеющихся в монастыре лошадей для нужд Военного
Комиссариата. Принявший представителей Советской власти настоятель
монастыря вызывающе заявил, что «вашей Советской власти не признаю, а
поэтому делайте всё, что хотите,– грабьте – без моего согласия».
Представители Советской власти направились к митрополиту
Макарию, проживающему в этом монастыре. Митрополит выслушал требования о
подчинении декрету и попросил подождать ответ полчаса. А в это время
монахи послали гонцов к окрестным крестьянам, чтобы натравить их на
представителей Советской власти. Эти гонцы уверили крестьян, что
большевики грабят монастырь, убивают духовенство и т. п.
Собралась толпа крестьян, преимущественно кулаков, пригородных
огородников и, возбуждаемая подозрительными личностями, проживающими в
монастырской гостинице, избила представителя Совета. А личности из
монастырской гостиницы всё время подзадоривали толпу, крича: «смерть
большевикам».
Убийство было предупреждено самоотверженным выступлением
крестьянина Гусева, разъяснившего толпе, что сначала необходимо подробно
разобрать всё дело. Представитель Советской власти был заключён в
пожарный сарай, де и просидел несколько часов, пока не пришла окрестная
деревенская беднота и не освободила заключённого.
Уездная Чрезвычайная Комиссия, получив донесение о всём происшедшем в монастыре, обратила на это дело особое внимание.
Она установила, что в монастырской гостинице приютилось много
белогвардейских элементов из г. Москвы, которые развивают, прикрываясь
религией, энергичную противосоветскую пропаганду среди местных крестьян.
Кроме того, установлено, что покои митрополита Макария – скрытый штаб
черносотенцев, откуда исходят черносотенные листки, проекты, воззвания и
проч.
Уездная Ч. К. постановила произвести в монастыре обыск.
Обыск начался с покоев самого митрополита Макария, во время
которого обнаружено много документов, свидетельствующих об его
контрреволюционной деятельности. На письменном столе найдено только что
составленное воззвание к «православному русскому народу» по поводу
смерти Николая II с молитвенным концом:
«Будем же молиться об упокоении души благоверного сына церкви, потомка царственного дома Романовых».
В этом штабе разрабатывались проекты различных православных
организаций для объединения на религиозной платформе с целью
противосоветского переворота. Найден проект организации государственной
власти и государственного строя, путём создания специально для этой цели
Комитета «Союза Приходских Общин».
Этот Комитет подготовлял Всероссийский «съезд общин» для
разрешения вопросов о спасении родины. В найденных документах самое
выдающееся по гнусности, это–призыв к еврейскому погрому. Слушайте:
«Десятки верных сынов Израиля захватили все высшие места в
государстве, властвуют над рабским славянским племенем и ведут нас
неуклонно к окончательному завоеванию России»... и т. д.
В дальнейшем из найденных документов выяснилось, что митрополит
Макарий состоит почётным членом Московского Общества военной агитации
по укреплению православной веры в России. Найден также ряд воззваний
этого определённо контрреволюционного общества, подписанных
председателем М. Н. Соломянским.
В воззвании самого митрополита Макария к православному русскому
народу по поводу прославления памяти патриарха Гермогена, народ
призывается «восстать на защиту святой церкви от насилия большевиков» и
далее следует:
«Встань же, встань, наконец, православный русский народ,
послушай голоса своего первоиерарха, преемника святейшего патриарха
Гермогена, и соберись на защиту царствующих твоих градов».
Из документов, найденных в покоях настоятеля, обращает на себя
внимание устав вышеуказанного общества военной агитации, а также
программа и устав «крестьянской социалистической партии». Эта партия
стремится на религиозной платформе поднять массы против Советской
власти, выдвигая меньшевистско-эсэровские лозунги защиты пресловутой
«учредилки» и христианского смирения перед буржуазией. Из бумаг видно,
что председателем этой партии является «рабочий» Ф . И. Жилкин и вторым
председателем И. И. Глазунов.
Имеется затем устав серафимовского религиозного общества,
организованного для религиозно-политической агитации в массах.
Весьма характерно, что по уставу членами этого общества могли быть лица, внесшие не менее 5.000 руб. Основатель этого общества Ф . В. Порохов. Общество хотело создать собственную типографию для печатания листовок и воззваний.
Игумен монастыря арестован и препровождён в распоряжение В. Ч. К. по борьбе с контрреволюцией.
А вот ещё другой образчик святейшей контрреволюции. Патриархом
Тихоном было разослано послание архипастырям, пастырям и всем чадам
Православной Церкви. В этом Послании говорится:
«Властию, данною нам от Бога, запрещаем вам приступать к тайнам Христовым, анафематствуем вас.
Заклинаем и всех верных чад Православной Церкви Христовой не
вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение».
Это контрреволюция в самом чистом виде. Этот контрреволюционный призыв
не замедлил принести свои плоды.
Под Казанью в монастыре монахами было сожжено 4 наших сотрудника, над которыми монахи сначала зверски глумились.
Почти во всех церквах с амвона произносились погромные
проповеди. Неприятельские войска встречались с колокольным звоном и
молебствиями. Даже больше этого, колокольным звоном давали сигналы
противнику. Тёмные народные массы подстрекались против власти внушением,
что Советская власть ополчилась против православной веры и жиды
глумятся над Христовой верой.
Такое поведение духовенства не могло не повлечь со стороны
Советской власти ответных мер. Чрезвычайная Комиссия со всею строгостью
расправлялась с этой святейшей контрреволюцией и заставила попов перейти
к более миролюбивому образу действий.
Теперь тот же патриарх Тихон заговорил другим языком. Он
разослал новое послание, в котором предлагает своей пастве подчиняться
Советской власти.
Попы себя сначала поставили между молотом и наковальней. Мы их заставили сдвинуться с места». [149]
Приложение № 7: По поводу «Завещательного послания» Патриарха Тихона.
«Тучков в последние месяцы жизни Патриарха снова с самой
решительной настойчивостью повёл атаки на Священный Синод с целью
заставить его добиться от Патриарха желательного от него акта, в форме
соответствующего послания, объявления себя сторонником советской власти,
с одной стороны, и согласие на заочный суд и осуждение заграничной
русской иерархии – с другой. Насколько ультимативно и настойчиво
немедленно требовал этого Тучков в последние дни жизни Патриарха,
достаточно свидетельствует тот малоизвестный факт, что больной Патриарх в
самый день своей смерти, и притом в великий праздник Благовещения, был
принуждён поехать на экстренное заседание Священного Синода, созванное
специально для выработки проекта соответствующего послания. Выработанный
таким образом проект послания митрополит Пётр поспешил немедленно
свезти для согласования к Тучкову и именно от последнего и явился с этим
«исправленным» проектом к Патриарху в последние часы его жизни. Я имею
сведения из самого достоверного источника, что Патриарх встретил этот
«исправленный» Тучковым проект решительным неодобрением.
Дело в том, что во время этой последней беседы м. Петра с
Патриархом в соседнем с больничной комнатой Патриарха помещении
находилось одно очень близкое к Патриарху и патриаршему окружению лицо
(кто именно это был и по какой причине, я зд есь не могу сообщить...).
От него я непосредственно лично слышал приблизительно следующее:
«Находясь в соседнем помещении, я слышал, как вошёл в комнату Патриарха
м. Пётр и затем что-то обычным своим голосом или читал или докладывал
Патриарху. О чём читал или докладывал м. Пётр, я не слыхал, да и не
старался вслушиваться, т.к. ничего необычного в этом визит е м. Петра к
больному Патриарху не представлялось для меня. Но только я слышал, как
Патриарх несколько раз и притом в несколько раздражённом, повышенном
тоне прерывал доклад м. Петра замечанием «я этого не могу» и из этого я
заключил только, что то, что читал или докладывал м. Пётр Патриарху,
встречено было последним решительно неодобрительно. Когда м. Пётр вышел
из комнаты Патриарха, с Патриархом вскор есделалось дурно и началось
предсмертное состояние»...
...Но что Патриарх всё же не подписал представленного ему
текста послания, это, по моему мнению, с несомненностью доказывает одно
обстоятельство, на которое почему-то мало обращают внимания. Тотчас
после погребения Патриарха, с разрешения Тучкова, состоялось совещание
всех участвовавших в отпевании Патриарха архиереев в количестве 60
человек. На этом совещании м. Пётр огласил завещательное распоряжение
Патриарха о местоблюстительстве и предложил его на утверждение
совещания. Если бы м. Пётр при этом имел в руках также подписанное
Патриархом «послание», так важное для руководства местоблюстителя и
епископата, как бы и почему бы он мог решиться скрыть от собравшихся
епископов существование столь важного патриаршего «послания»? Объяснения
«забыл» или «не захотел» здесь никак не подходят. Ни «забыть», ни «не
захотеть» здесь ему ни в коем случае не позволил бы Тучков. Оглашение
послания на этом совещании, как нельзя больше, требовалось интересами
Тучкова. Здесь ему представлялся как нельзя более удобный случай выявить
самым решительным образом отношения русской иерархии к Советской
власти: кто из епископов высказался бы против директив послания, тот
оказался бы сразу и противником воли Патриарха, и противником Советской
власти и подлежал бы непременному аресту и уничтожению; высказавшиеся же
за принятие директив послания тем самым официально обязывались бы эти
директивы проводить в жизнь. Кто знавал Тучкова и его методы действия,
для того не может быть сомнения в том, что если бы Тучков располагал
подписанным Патриархом текстом, он такого случая никогда бы не упустил и
непременно обязал бы м. Петра, уже при выдаче разрешения на это
совещание епископов, непременно огласить это послание и запросить
собравшихся епископов об их отношении к содержанию этого послания. Если
бы м. Пётр такого обязательства не дал, то и разрешения на собрание не
получил бы. Если же бы, дав обязательство, он его не исполнил, то на
него и на всех епископов немедленно бы обрушились гнев и решительные
репрессии ГПУ. Между тем все епископы разъехались с совещания в полном
мире и безопасности... Поэтому можно считать за несомненное: если м.
Пётр на совещании епископов этого послания не огласил, то значит Тучков
ему такого требования об оглашении не предъявлял; а если Тучков такого
требования не предъявлял, то он мог поступить так только по одной
единственной причине – подписи Патриарха под текстом «послания» не было:
м. Пётр этой подписи не получал...
...Но ещё доказательнее, в смысле неподлинности «послания»,
является отношение к нему митрополита Сергия. В качестве непременного
условия для легализации Патриаршего управления Тучков потребовал от м.
Сергия особого послания с ясным определённым заявлением о его полном
признании Советской власти и об искреннем расположении к ней. Всё это
как нельзя более сильно выражено в предсмертном «патриаршем послании». И
если бы оно было подлинным, то первое, что должен был бы Тучков
потребовать от м. Сергия, это выразить в своём послании своё полное
признание этого «патриаршего послания» и изъявление своей верности всем
тем директивам в отношении Советской власти, какие там даются русской
иерархии. Мало того, прямой ссылки на это «послание» и на данные там как
бы «патриаршие» директивы безусловно требовало от м. Сергия и наличное
настроение иерархии и церковного народа. Издавая своё послание, м.
Сергий хорошо знал, что с мыслями его послания крайне трудно будет
примириться и иерархии и церковному народу и что с их стороны в том или
другом объёме, но непременно должны обрушиться на него негодования и
создаться резкая оппозиция. И как бы ему было легко отвратить от себя
лично это негодование самым решительным образом – ссылкой и прямыми
выдержками из «послания» Патриарха, указать, что это, собственно, не его
лишь мысли, а мысли самого почившего Патриарха, против авторитета
которого должна умолкнуть всякая оппозиция. Но м. Сергий в своём
известном послании от 29 июля 1927 года явно и ре шительно уклоняется от
какого-либо упоминания об этом «Послании» и от ссылок на него, даже в
тех случаях, в которых такие ссылки повелительно требовались существом
дела». [150]
Приложение № 8: Послание Соловецких епископов.
«К Правительству СССР.
Обращение православных епископов из Соловецких островов.
Несмотря на основной закон Советской конституции,
обеспечивающий рующим полную свободу совести, религиозных объединений и
проповеди, Православная Российская Церковь до сих пор испытывает весьма
существенные стеснения в своей деятельности и религиозной жизни. Она не
получает разрешения открыть правильно действующие органы центрального и
епархиального управления, не может перевести свою деятельность в её
исторический центр – Москву, её епископы или вовсе не допускаются в свои
епархии, или, допущенные туда, бывают вынуждены отказываться от
исполнения самых существенных обязанностей своего служения – проповеди в
церкви, посещения общин, признающих их духовный авторитет, иногда даже
посвящения Местоблюстителя Патриаршего Престола и около половины
Православных епископов томятся в тюрьмах, в ссылке или на принудительных
работах. He отрицая действительности фактов, правительственные органы
объясняют их политическими причинами, обвиняя Православный епископат и
клир в контрреволюционной деятельности и тайных замыслах, направленных к
свержению Советской власти и восстановлению старого порядка. Уже много
раз Православная Церковь, сначала в лице покойного Патриарха Тихона, а
потом в лице его заместителей, пыталась в официальных обращениях к
Правительству рассеять окутывавшую её атмосферу недоверия.
Их безуспешность и искреннее желание положить конец
прискорбным недоразумениям между Церковью и Советской властью, тяжёлым
для Церкви и напрасно осложняющим для государства выполнение его задач,
побуждает руководящий орган Православной Церкви ещё раз с совершенной
справедливостью изложить перед Правительством принципы, определяющие её
отношения к государству.
Подписавшие настоящее заявления отдают себе полный отчёт в
том, насколько затруднительно установление взаимных благожелательных
отношений между Церковью и государством в условиях текущей
действительности, и не считают возможным об этом умолчать. Было бы
неправдой, не отвечающей достоинству Церкви и притом бесцельной и ни для
кого не убедительной, если бы они стали утверждать, что между
Православной Церковью и государственной властью Советских республик нет
никаких расхождений. Но это расхождение состоит не в том, в чём желает
его видеть политическая подозрительность, и в чём его указывает клевета
врагов Церкви. Церковь не касается перераспределения богатств или их
обобществления, т. к. всегда признавала это правом государства, за
действие которого не ответственна. Церковь не касается и политической
организации власти, ибо лояльна в отношении правительств всех стран, в
границах которых имеет своих членов. Она уживается со всеми формами
государственного устройства от восточной деспотии старой Турции до
республики Северо-Американских Штатов. Это расхождение лежит в
непримиримости религиозного учения Церкви с материализмом, официальной
философией коммунистической партии и руководимого ею правительства
Советских республик.
Церковь признаёт бытие духовного начала, коммунизм его
отрицает. Церковь верит в Живого Бога, Творца мира, Руководителя его
жизни и судеб, коммунизм не допускает Его существования, признаёт
самопроизвольность бытия мира и отсутствие разумных конечных причин в
его истории. Церковь полагает цель человеческой жизни в небесном
призвании духа и не перестаёт напоминать верующим об их небесном
отечестве, хотя бы жила в условиях наивысшего развития материальной
культуры и всеобщего благосостояния, коммунизм не желает знать для
человека никаких других целей, кроме земного благоденствия. С высот
философского миросозерцания идеологическое расхождение между Церковью и
государством нисходит в область непосредственного практического знания, в
сферу нравственности, справедливости и права, коммунизм считает их
условным результатом классовой борьбы и оценивает явления нравственного
порядка исключительно с точки зрения целесообразности. Церковь
проповедует любовь и милосердие, коммунизм – товарищество и
беспощадность борьбы. Церковь внушает верующим возвышающее человека
смирение, коммунизм унижает его гордостью. Церковь сохраняет плотскую
чистоту и святость плодоношения, коммунизм не видит в брачных отношениях
ничего, кроме удовлетворения инстинктов. Церковь видит в религии
животворящую силу, не только обеспечивающую человеку постижение его
вечного предназначения, но и служащую источником всего великого в
человеческом творчестве, основу земного благополучия, счастья и здоровья
народов. Коммунизм смотрит на религию как на опиум, опьяняющий народы и
расслабляющий их энергию, как на источник их бедствий и нищеты. Церковь
хочет процветания религии, коммунизм – её уничтожения. При таком
глубоком расхождении в самых основах миросозерцания между Церковью и
государством не может быть никакого внутреннего сближения или
примирения, как невозможно примирение между положением и отрицанием,
между да и нет, потому что душею Церкви, условием её бытия и смыслом её
существования является то самое, что категорически отрицает коммунизм.
Никакими компромиссами и уступками, никакими частичными
изменениями в своём вероучении или перетолковываниями его в дух е
коммунизма Церковь не могла бы достигнуть такого сближения. Жалкие
попытки в этом роде были сделаны обновленцами: одни из них ставили своей
задачей внедрить в сознание верующих мысль, будто христианство по
существу своему не отличается от коммунизма, и что коммунистическое
государство стремится к достижению тех же целей, что и Евангелие, но
свойственным ему способом, т. е. не силой религиозных убеждений, a путём
принуждения. Другие рекомендовали пересмотреть христианскую догматику в
том смысле, чтобы её учение об отношении Бога к миру не напоминало
отношения монарха к подданным и более соответствовало республиканским
понятиям, третьи требовали исключения из календаря святых «буржуазного
происхождения» и лишения их церковного почитания. Эти опыты, явно не
искренние, вызывали глубокое негодования людей верующих.
Православная Церковь никогда не станет на этот недостойный
путь и никогда не откажется ни в целом, ни в частях от своего,
обвеянного святыней прошлых веков, вероучения в угоду одному из
вечно-сменяющихся общественных настроений. При таком непримиримом
идеологическом расхождении между Церковью и государством, неизбежно
отражающемся на жизнедеятельности этих организаций, столкновения их в
работе дня может быть предотвращено только последовательно проведенным
законом об отделении Церкви от государства, согласно которому ни Церковь
не должна мешать гражданскому правительству в успехах материального
благополучия народа, ни государство стеснять Церковь в Её
религиозно-нравственной деятельности.
Такой закон, изданный в числе первых революционным
правительством, вошёл в состав Конституции СССР и мог бы при
изменившейся политической системе до известной степени удовлетворить обе
стороны. Церковь не имеет религиозных оснований не принять его. Господь
Иисус Христос заповедал предоставлять «кесарево», т. е. заботу о
материальном благополучии народа, «кесарю», т. е. государственной
власти, и не оставил нам, Своим последователям, завета влиять на
изменения государственных форм или руководить их деятельностью. Согласно
этому вероучению и традициям, Православная Церковь всегда сторонилась
политики и оставалась послушной государству во всём, что не касалось
веры. Оттого внутренне чуждая правительству в древнеримской империи, или
в недавней Турции, она могла оставаться и действительно оставалась
лояльной в гражданском отношении. Но и современное государство со своей
стороны не может требовать ничего большего. В противоположность старым
политическим теориям, считавшим необходимым для внутреннего скрепления
политических объединений религиозное единодушие граждан, оно не признаёт
последнего важным в этом отношении, решительно заявляет, что не
нуждается в содействии Церкви в достижении им поставленных задач и
предоставляет гражданам полную религиозную свободу.
При создавшемся положении Церковь желала бы только полного и
последовательного проведения в жизнь закона об отделении Церкви от
государства. К сожалению, действительность далеко не отвечает этому
желанию. Правительство, как в своём законодательстве, так и в порядке
управления, не остаётся нейтральным по отношению к вере и неверию, но
совершенно определённо становится на сторону атеизма, употребляя все
средства государственного воздействия к его насаждению, развитию и
распространению, в противовес всем религиям. Церковь, на которую её
вероучением возлагается религиозный долг проповеди Евангелия всем, в том
числе и детям верующих, лишена по закону права выполнять этот долг не
достигшим 18-летняго возраста, между тем, в школах и организациях
молодёжи детям самого раннего возраста и подросткам усиленно внушаются
принципы атеизма со всеми логическими выводами из них. Основной закон
даёт гражданам право веровать во что угодно, но он сталкивается с
законом, лишающим религиозное общество права юридического лица и
связанного с ним права обладания какой бы то ни было собственностью,
даже предметами, не представляющими никакой материальной ценности, но
дорогими и ценными, священными для верующих исключительно по своей
религиозной значимости. В целях пропаганды противорелигиозной по силе
закона у Церкви отобраны и помещены в музеи почитаемые ею останки
святых.
В порядке управления правительство принимает все меры к
подавлению религии – оно пользуется всеми поводами к закрытию церквей и
обращению их в места публичных зрелищ и упразднению монастырей, несмотря
на введение в них трудового начала, подвергает служителей Церкви
всевозможным стеснениям в житейском быту, не допускает лиц верующих к
преподаванию в школах, запрещает выдачу из общественных библиотек книг
религиозного содержания и даже только идеалистического направления и
устами самых крупных государственных деятелей неоднократно заявляло, что
та ограниченная свобода, которой Церковь ещё пользуется, есть временная
мера и уступка вековым религиозным навыкам народа.
Из всех религий, испытывающих на себе всю тяжесть перечисленных
стеснений, в наиболее стеснённом положении находится Православная
Церковь, которой принадлежит огромное большинство русского населения,
составляющее подавляющее большинство и в государстве. Её положение
отягчается ещё тем обстоятельством, что отколовшаяся от неё часть
духовенства, образовавшая из себя обновленческую схизму, стала как бы
государственной Церковью, которой Советская власть, вопреки ею же
изданным законам, оказывает покровительство в ущерб Церкви Православной.
В официальном акте правительство заявило, что единственно законным
представителем Православной Церкви в пределах СССР оно признаёт
обновленческий Синод. Обновленческий раскол имеет действующие
беспрепятственно органы высшего и епархиального управления, его епископы
допускаются в епархии, им разрешается посещения общин, в их
распоряжении почти повсеместно переданы отобранные у Православных
соборные храмы, обыкновенно вследствие этого пустующие. Обновленческое
духовенство в известной степени пользуется даже материальной поддержкой
правительства, так например, его делегаты получили бесплатные билеты по
железной дороге для проезда в Москву на их так наз. «Священный Собор»
1923 г. и бесплатное помещение в Москве в 3-ем доме Московского Совета.
Бо?льшая часть Православных епископов и священнослужителей, находящихся в
тюрьме или в ссылке, подверглись этой участи за их успешную борьбу с
обновленческим расколом, которая по закону составляет их бесспорное
право в порядке управления, но рассматривается в качестве
противодействия видам правительства.
Православная Церковь не может по примеру обновленцев
засвидетельствовать, что религия в пределах СССР не подвергается никаким
стеснениям и что нет другой страны, в которой она пользовалась бы
полной свободой. Она не скажет вслух всего мира этой позорной лжи,
которая может быть внушена только или лицемерием или сервилизмом, или
полным равнодушием к судьбам религии, заслуживающим безграничного
осуждения в её служителях. Напротив, со всей справедливостью она должна
заявить, что не может признать справедливым и приветствовать ни законов,
ограничивающих её в исполнении своих религиозных обязанностей, ни
административных мероприятий, во много раз увеличивающих стесняющую
тяжесть этих законов, ни покровительства, оказываемого в ущерб ей
обновленческому расколу. Своё собственное отношение к государственной
власти Церковь основывает на полном и последовательном проведении в
жизнь принципа раздельности Церкви и государства. Она не стремится к
ниспровержению существующего порядка и не принимает участия в деяниях,
направленных к этой цели, она никогда не призывает к оружию и
политической борьбе, она повинуется всем законам и распоряжениям
гражданского характера, но она желает сохранить в полной мере свою
духовную свободу и независимость, предоставленные ей Конституцией, и не
может стать слугой государства. Лояльности Православной Церкви Советское
государство не верит. Оно обвиняет её в деятельности, направленной к
свержению нового порядка и восстановлению старого. Мы считаем
необходимым заверить правительство, что эти обвинения не соответствуют
действительности. В прошлом, правда, имели место политические
выступления Патриарха, дававшие повод к этим обвинениям, но все изданные
Патриархом акты подобного рода направлялись не против власти в
собственном смысле. Они относятся к тому времени, когда революция
проявляла себя исключительно со стороны разрушительной, когда все
общественные силы находились в состоянии борьбы, когда власти в смысле
организованного правительства, обладающего необходимыми орудиями
управления, не существовало. В то время слагающиеся органы центрального
управления не могли сдерживать злоупотреблений и анархии ни в столицах,
ни на местах. Всюду действовали группы подозрительных лиц, выдававших
себя за агентов правительства, а в действительности оказавшихся
самозванцами с преступным прошлым и ещё более преступным настоящим. Они и
избивали епископов и священнослужителей, ни в чём неповинных, врывались
в дома и больницы, убивали там людей, расхищали там имущество,
ограбляли храмы и затем бесследно рассеивались. Было бы странным, если
бы при таком напряжении политических и своекорыстных страстей, при таком
озлоблении одних против других, среди этой всеобщей борьбы одна Церковь
оставалась равнодушной зрительницей происходящих нестроений.
Проникнутая своими государственными и национальными традициями,
унаследованными ею от своего векового прошлого, Церковь в эту
критическую минуту народной жизни вступила на защиту порядка, полагая в
этом свой долг перед народом. И в этом случае она не разошлась со своим
вероучением, требующим от неё послушания гражданской власти, ибо
Евангелие обязывает христианина повиноваться власти, употребляющей свой
меч во благо народа, а не анархии, являющейся общественным бедствием. Но
с течением времени, когда сложилась определённая форма гражданской
власти, Патриарх Тихон заявил в своём воззвании к пастве о лояльности в
отношении к Советскому правительству, решительно отказался от всякого
влияния на политическую жизнь страны. До конца своей жизни Патриарх
остался верен этому акту. He нарушили его и Православные епископы. Co
времени издания его нельзя указать ни одного судебного процесса, на
котором было бы доказано участие Православного клира в деяниях, имевших
своею целью ниспровержение Советской власти.
Епископы и священнослужители, в таком большом количестве
страждущие в ссылке, тюрьмах или на принудительных работах, подвергались
этим репрессиям не по судебным приговорам, а в административном
порядке, без точно формулированного обвинения, без правильного
расследования дела, без гласного судебного процесса, без предоставления
им возможности защиты, часто даже без объяснения причин, что является
бесспорным доказательством отсутствия серьёзного обвинительного
материала против них. Православную иерархию обвиняют в сношении с
эмигрантами в отношении их политической деятельности, направленной
против Советской власти. Это второе обвинение так же далеко от истины,
как и первое. Патриарх Тихон осудил политические действия зарубежных
епископов, сделанные ими от лица Церкви. Кафедры ушедших с эмигрантами
епископов были замещены другими лицами. Когда созванный с его разрешения
Карловацкий Собор превысил свои полномочия, вынес постановления
политического характера, Патриарх осудил его деятельность и распустил
Синод, допустивший уклонение Собора от его программы. Хотя канонически
Православные епархии, возникшие за границей, подчинены Российскому
Патриарху, однако в действительности управление ими из Москвы и в
церковном отношении невозможно по отсутствию легальных форм сношений с
ними, что снимает с Патриарха и его заместителей ответственность за
происходящее в них. Можем заверить правительство, что мы не принимаем
участия в их политической деятельности и не состоим с ними ни в
открытых, ни в тайных сношениях по делам политическим. Отсутствие
фактов, уличающих Православную иерархию в преступных сношениях с
эмигрантами, заставляет врагов Церкви, для которых выгодно возбуждать
против неё недоверие правительства, прибегать к гнусным подлогам.
Таков «документ», предъявленный в октябре 1925 г. Введенским,
именующим себя митрополитом, на так наз. «Священном Соборе» обновленцев,
не постыдившимся сделать вид, что он поверил в подлинность этой грубо
сфабрикованной подделки. Свои отношения к гражданской власти, на основе
законов об отделении Церкви от государства, Церковь мыслит в такой
форме: Основной закон нашей страны устраняет Церковь от вмешательства в
политическую жизнь. Служители культа с этой целью лишены как активного,
так и пассивного избирательного права, и им запрещено оказывать влияние
на политическое самоопределение масс силою религиозного авторитета.
Отсюда следует, что Церковь, как в своей открытой деятельности, так и в
своём интимном пастырском воздействии на верующих, не должна подвергать
критике или порицанию гражданские мероприятия правительства, но отсюда
вытекает и то, что Она не должна и одобрять их, т. к. не только
порицание, но и одобрение правительства – есть вмешательство в политику,
и право одобрения предполагает право порицания, или хотя бы право
воздержания от одобрения, которое всегда может быть понято, как знак
недовольства и неодобрения. Соответственно этому Церковь и действует.
С полной искренностью мы можем заверить правительство, что ни в
храмах, ни в церковных учреждениях, ни в церковных собраниях от лица
Церкви не ведётся никакой политической пропаганды. Епископы и клир и на
будущее время воздержатся от обсуждения политических вопросов в
проповедях и пастырских посланиях. Церковные учреждения, начиная
приходскими советами и кончая Патриаршим Синодом, отнесутся к ним, как к
предметам, выходящим за пределы их компетенции. Они не будут также
вносимы в программу приходских собраний, благочиннических и епархиальных
съездов, Всероссийских Соборов и не будут на них затрагиваемы. В
избрании членов церковных учреждений и представительных собраний Церковь
совершенно не будет считаться с политическими взглядами, с социальным
положением, имущественным состоянием и партийной принадлежностью
избираемых, каковы бы они ни были, и ограничится предъявлением к ним
исключительно религиозных требований и чистоты веры, ревности о нуждах
Церкви, безупречности личной жизни и нравственного характера.
В Республике всякий гражданин, не поражённый в политических
правах, призывается к участию в законодательстве и управлении страной, в
организации правительства и влиянию, в законом установленной форме, на
его состав. И это является не только его правом, но и обязанностью,
гражданским долгом, в выполнении которого никто не в праве стеснять его.
Церковь вторглась бы в гражданское управление, если бы, отказавшись от
открытого обсуждения вопросов политических, стала влиять на ведение дел
путём пастырского воздействия на отдельных лиц, внушая им либо полное
уклонение от политической деятельности, либо определённую программу
таковой, призывая к вступлению в одни политические партии и к борьбе с
другими. У каждого верующего есть свой ум и своя совесть, которые и
должны указывать ему наилучший путь к устроению государства. Отнюдь не
отказывая вопрошающим в религиозной оценке мероприятий, сталкивающихся с
христианским вероучением, нравственностью и дисциплиной, в вопросах
чисто политических и гражданских Церковь не связывает их свободы, внушая
им лишь общие принципы нравственности, призывая их добросовестно
выполнять свои обязанности, действовать в интересах общего блага, не с
малодушной целью угождать силе, a по сознанию справедливости и
общественной пользы.
Совершенное устранение Церкви от вмешательства в политическую
жизнь в Республике с необходимостью влечёт за собой и Её уклонение от
всякого надзора за политической благонадежностью Своих членов. В этом
лежит глубокая черта различия между Православной Церковью и
обновленческим расколом, органы управления которого и его духовенство,
как это видно из их собственных неоднократных заявлений в печати, взяли
на себя перед правительством обязательство следить за лояльностью своих
единоверцев, ручаться в этом отношении за одних и отказывать в поруке
другим.
Православная Церковь считает сыск и политический донос
совершенно несовместимым с достоинством пастыря. Государство располагает
специальными органами наблюдения, а члены Церкви, Её клир и миряне
ничем не отличаются в глазах современного правительства от прочих
граждан и потому подлежат политическому надзору в общем порядке, из этих
принципов вытекает недопустимость церковного суда по обвинению в
политических преступлениях.
Обновленческий раскол, возвращая себя в положение государственной Церкви, такой суд допускает.
На так называемом обновленческом Соборе 1923 г. по обвинению в
политических преступлениях были подвергнуты церковным наказаниям (по
справедливости вменёнными Православной Церковью в ничто) Патриарх Тихон и
епископы, удалившиеся с эмигрантами за границу. Православная Церковь
такой суд отменяет.
Те церковно-гражданские законы, которыми руководилась Церковь в
христианском государстве, после падения его утратили силу, а чисто
церковные законодательства, которыми единственно в настоящее время может
руководиться Церковь, не предусматривают суда над клириками и мирянами
по обвинению в политических преступлениях и не содержат в своём составе
ещё канонов, которые налагали бы на верующих наказания за преступления
подобного рода.
В качестве условий легализации церковных учреждений
представителем ОГПУ неоднократно предъявлялось Патриарху Тихону и его
заместителям требования доказать свою лояльность по отношению к
правительству путём церковного осуждения русских епископов, действующих
за границей против Советской власти.
Исходя из изложенных выше принципов, мы не можем одобрить
обращения церковного амвона и учреждений в одностороннее орудие
политической борьбы, тем более что политическая заинтересованность
зарубежного епископата бросает тень на представителей Православной
Церкви в пределах СССР, питает недоверие к их законопослушности и мешает
установлению нормальных отношений между Церковью и государством. Тем не
менее мы были бы поставлены в большое затруднение, если бы от нас
потребовали бы выразить своё неодобрение в каком-нибудь церковном акте
судебного характера, т. к. собрание канонических правил, как было
сказано, не предусматривает суда за политические преступления.
Но если бы даже Православная иерархия, не считаясь с этим
обстоятельством по примеру обновленцев, решилась приступить к такому
суду, то встретила бы целый ряд специальных затруднений, создающих
неустранимые препятствия для закономерной постановки процесса, при
которой единственно определения суда могут получить непререкаемый
канонический авторитет и быть приняты Церковью.
Зарубежных епископов мог бы судить только Собор Православных
епископов, но вполне авторитетный Собор не может состояться уже потому,
что около половины Православных епископов находятся в тюрьме или ссылке
и, следовательно, их кафедры не могут иметь законного представительства
на Соборе.
Согласно церковным правилам вселенского значения, необходимо
личное присутствие обвиняемых на суде, и только в случае злонамеренного
уклонения их от суда разрешается заочное слушание дела. Зарубежные
епископы тяжкие политические преступники в глазах Советской власти, в
случае их прибытия в пределы СССР были бы лишены гарантии личной
безопасности, a потому их уклонение и не могло бы быть признано
злонамеренным.
Всякий суд предполагает судебное следствие. Православная
Церковь не располагает органами, через посредство которых Она могла бы
расследовать дело о политических преступлениях Православных епископов за
границей.
Но Она не могла бы произнести Свой суд и на основании того
обвинительного материала, который собран правительственными
учреждениями, и если бы даже он был представлен на Собор, так как в
случае возражения против него со стороны обвиняемых или представлениях
ими новых данных и оправдательных документов, Собор был бы поставлен в
необходимость пересмотра правительственного расследования, что со
стороны Церкви было бы совершенно недопустимым нарушением гражданских
законов.
Обновленческий Собор 1923 г ., сделавший опыт суда, которого
от нас требуют, и пренебрегавший церковными законами, которые его не
допускают, тем самым сделал свои постановления ничтожными и никем не
признанными. Закон об отделении Церкви от государства двусторонен, он
запрещает Церкви принимать участие в политике и гражданском управлении,
но содержит в себе и отказ государства от вмешательства во внутренние
дела Церкви и Её вероучение, богослужения и управление.
Всецело подчиняясь этому закону, Церковь надеется, что и
государство добросовестно исполнит по отношению к Ней те обязательства
по сохранению Её свободы и независимости, которые в этом законе оно на
себя приняло.
Церковь надеется, что не будет оставлена в этом бесправном и
стеснённом положении, в котором Она находится в настоящее время, что
законы об обучении детей закону Божию и о лишении религиозных
объединений прав юридического лица будут пересмотрены и изменены в
благоприятном для Церкви направлении, что останки святых, почитаемых
Церковью, перестанут быть предметом кощунственных действий и из музеев
будут возвращены в храм. Церковь надеется, что Ей будет разреше но
организовать епархиальное управление, избрать Патриарха и членов
Священного Синода, действующих при нём, создавать для этого, когда Она
признает это нужным, епархиальные съезды и Всероссийский Православный
Собор.
Церковь надеется, что правительство воздержится от всякого
гласного или негласного влияния на выборы членов этих съездов (Собора),
не стеснит свободу обсуждения религиозных вопросов на этих собраниях, и
не потребует никаких предварительных обязательств, заранее предрешающих
сущность их будущих постановлений.
Церковь надеется также, что деятельность созданных таким
образом церковных учреждений не будет поставлена в такое положение, при
котором назначения епископов на кафедры, определения о составе
Священного Синода, им принимаемые решения – проходили бы под влиянием
государственного чиновника, которому, возможно, будет поручен
политический надзор за ними.
Представляя настоящую памятную записку на усмотрение
Правительства, Российская Церковь ещё раз считает возможным отметить,
что Она с совершенной искренностью изложила перед Советской властью как
затруднения, мешающие установлению взаимно-благожелательных отношений
между Церковью и государством, так и те средства, которыми они могли бы
быть устранены. Глубоко уверенная в том, что прочное и доверчивое
отношение может быть основано только на совершенной справедливости, Она
изложила открыто, без всяких умолчаний и обоюдностей, что Она может
обещать Советской власти, в чём не может отступить от Своих принципов и
чего ожидает от Правительства СССР.
Если предложения Церкви будут признаны приемлемыми, Она
возрадуется о правде тех, от кого это будет зависеть. Если ходатайство
будет отклонено, Она готова на материальные лишения, которым
подвергается, встретит это спокойно, памятуя, что не в целости внешней
организации заключается Её сила, а в единении веры и любви преданных Ей
чад Её, наипаче же возлагает Своё упование на непреоборимую мощь Её
Божественного Основателя и на Его обетование о неодолимости Его
Создания». [151]
Приложение № 9: «Декларация» Митрополита Сергия.
«Божией милостью, смиренный Сергий, митрополит Нижегородский,
Заместитель Патриаршего Местоблюстителя, и Временный Патриарший
Священный Синод Преосвященным Архипастырям, боголюбивым пастырям,
честному иночеству и всем верным чадам Святой Всероссийской Православной
Церкви о Господе радоватися.
Одною из забот почившего Святейшего Отца Нашего Патриарха
Тихона пред его кончиной было поставить нашу Православную Русскую
Церковь в правильные отношения к Советскому Правительству и тем дать
Церкви возможность вполне законного и мирного существования. Умирая,
Святейший говорил: «Нужно бы пожить ещё годика три». И, конечно, если бы
неожиданная кончина не прекратила его святительских трудов, он довёл бы
дело до конца. К сожалению, разные обстоятельства, а главным образом
выступления зарубежных врагов Советского Государства, среди которых были
не только рядовые верующие Нашей Церкви, но и водители их, возбуждая
естественное и справедливое недоверие правительства к церковным затеям
вообще, мешали усилиям Святейшего и ему не суждено было при жизни видеть
своих усилий увенчанных успехом.
Ныне жребий быть временным Заместителем Первосвятителя Нашей
Церкви опять пал на меня, недостойного митрополита Сергия, а вместе со
жребием пал на меня и долг продолжать дело Почившего и всемерно
стремиться к мирному устроению наших церковных дел. Усилия мои в этом
направлении, разделяемые со мною и Православными архипастырями, как
будто не остаются бесплодными: с учреждением при мне Временного
Патриаршего Священного Синода укрепляется надежда на приведение всего
нашего церковного управления в должный строй и порядок, возрастает и
уверенность в возможности мирной жизни и деятельности нашей в пределах
закона.
Теперь, когда мы почти у самой цели наших стремлений,
выступления зарубежных врагов не прекращаются: убийства, поджоги,
налёты, взрывы и им подобные явления подпольной работы у всех нас на
глазах. Всё это нарушает мирное течение жизни, создавая атмосферу
взаимного недоверия и всяческих подозрений. Тем нужнее для нашей Церкви и
тем обязательнее для нас всех, кому дороги Её интересы, кто желает
вывести Её на путь легального и мирного существования, тем обязательнее
для нас теперь показать, что мы, церковные деятели, не с врагами нашего
Советского государства и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим
народом и с нашим правительством.
Засвидетельствовать это и является первой целью настоящего
нашего (моего и Синодального) послания. Затем извещаем вас, что в мае
текущего года, по моему приглашению и с разрешения власти, организовался
Временный при Заместителе Патриарший Священный Синод в составе
нижеподписавшихся (отсутствуют Преосвященные Новгородский митрополит
Арсений (Стадницкий), ещё не прибывший, и Костромской архиепископ
Севастиан (Вести), по болезни). Ходатайство наше о разрешении Синоду
начать деятельность по управлению Православной Всероссийской Церковью
увенчалось успехом. Теперь наша Православная Церковь в Союзе имеет не
только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное
центральное церковное управление; а мы надеемся, что легализация
постепенно распространится и на низшее наше церковное управление:
епархиальное, уездное и т.д. Едва ли нужно объяснять значение и все
последствия перемены, совершающейся таким образом в положении нашей
Православной Церкви, Её духовенства, всех церковных деятелей и
учреждений... Вознесём же наши благодарственные молитвы ко Господу, тако
благоволившему о святой нашей Церкви. Выразим всенародно нашу
благодарность и Советскому Правительству за такое внимание к духовным
нуждам Православного населения, а вместе с тем заверим Правительство,
что мы не употребим во зло оказанного нам доверия.
Приступив, с благословения Божия, к нашей Синодальной работе,
мы ясно сознаём всю величину задачи, предстоящей как нам, так и всем
вообще представителям Церкви. Нам нужно не на словах, a на деле
показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к советской
власти, могут быть не только равнодушные к Православию люди, не только
изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно
дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем
его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть Православными и
в то же время сознавать Советский Союз Нашей гражданской родиной,
радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши
неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот,
какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла,
подобное варшавскому, сознаётся нами, как удар, направленный в нас.
Оставаясь Православными, мы помним свой долг быть гражданами Союза «не
только из страха, но и по совести», как учил нас Апостол (Рим. XIII, 5).
И мы надеемся, что с помощью Божиею при нашем общем содействии и
поддержке, эта задача будет нами разрешена.
Мешать нам может лишь то, что мешало и в первые годы Советской
власти устроению церковной жизни на началах лояльности. Это –
недостаточное сознание всей серьёзности совершившегося в нашей стране.
Утверждение Советской власти многим представлялось каким-то
недоразумением, случайным и потому недолговечным. Забывали люди, что
случайностей для христианина нет и что в совершившемся у нас, как везде и
всегда, действует та же десница Божия, неуклонно ведущая каждый народ к
предназначенной ему цели. Таким людям, не желающим понять «знамений
времени», и может казаться, что нельзя порвать с прежним режимом и даже с
монархией, не порывая с Православием. Такое настроение известных
церковных кругов, выражавшееся, конечно, и в словах, и в делах и
навлекшее подозрения Советской власти, тормозило и усилия Святейшего
Патриарха установить мирные отношения Церкви с Советским Правительством.
Недаром ведь Апостол внушает нам, что «тихо и безмятежно жить» по
своему благочестию мы можем лишь повинуясь законной власти (I Тим. 2,
2), или должны уйти из общества. Только кабинетные мечтатели могут
думать, что такое огромное общество, как наша Православная Церковь со
всей Её организацией, может существовать в государстве спокойно,
закрывшись от власти. Теперь, когда наша Патриархия, исполняя волю
почившего Патриарха, решительно и бесповоротно становится на путь
лояльности, людям указанного настроения придётся или переломить себя, и
оставив свои политические симпатии дома, приносить в Церковь только веру
и работать с нами только во имя веры; или, если переломить себя они
сразу не смогут, по крайней м ере, не мешать нам, устранившись временно
от дела. Мы уверены, что они опять и очень скоро возвратятся работать с
нами, убедившись, что изменилось лишь отношение к власти, а вера и
Православно-христианская жизнь остаются незыблемы.
Особенную остроту при данной обстановке получает вопрос о
духовенстве, ушедшем с эмигрантами за границу. Ярко противосоветские
выступления некоторых наших архипастырей и пастырей за границей, сильно
вредившие отношениям между правительством и Церковью, как известно,
заставили почившего Патриарха упразднить заграничный Синод (22 апреля/5
мая 1922 г.). Но Синод и до сих пор продолжает существовать, политически
не меняясь, а в последнее время своими притязаниями на власть даже
расколол заграничное церковное общество на два лагеря. Чтобы положить
этому конец, мы потребовали от заграничного духовенства дать письменное
обязательство в полной лояльности к Советскому Правительству во всей
своей общественной деятельности. Не давшие такого обязательства или
нарушившие его будут исключены из клира, подведомственного Московской
Патриархии. Думаем, что, размежевавшись так, мы будем обеспечены от
всяких неожиданностей из-за границы. С другой стороны, наше
постановление, может быть, заставит многих задуматься, не пора ли им
пересмотреть вопрос о своих отношениях к Советской власти, чтобы не
порывать со своей родной Церковью и родиной.
Не менее важной своей задачей мы считаем и приготовление к
созыву и самый созыв нашего Второго Поместного Собора, который изберёт
нам уже не временное, а постоянное центральное церковное управление, а
также вынесет решение и о всех «похитителях власти» церковной,
раздирающих хитон Христов. Порядок и время созыва, предметы занятий
Собора и пр. подробности будут выработаны потом. Теперь же мы выразим
лишь Наше твёрдое убеждение, что наш будущий Собор, разрешив многие
наболевшие вопросы нашей внутренней церковной жизни, в то же время своим
соборным разумом и голосом даст окончательное одобрение и предпринятому
нами делу установления правильных отношений нашей Церкви к Советскому
Правительству.
В заключение усердно просим вас всех, Преосвященные
Архипастыри, пастыри, братие и сестры, помогите нам каждый в своём чине
вашим сочувствием и содействием нашему труду, вашим усердием к делу
Божию, вашей преданностью и послушанием Святой Церкви, в особенности же
вашими за нас молитвами ко Господу, да даст Он нам успешно и Богоугодно
совершить возложенное на нас дело к славе Его Святого имени, к пользе
Святой нашей Православной Церкви и к Нашему общему спасению.
Благодать Господа Нашего Иисуса Христа и любы Бога и Отца и причастие Святого Духа буди со всеми Вами. Аминь.
16/29 июля 1927 г. Москва
За Патриаршего Местоблюстителя (подпись) Сергий (Страгородский), митрополит Нижегородский
Серафим (Александров) митрополит Тверской
Члены Временного Патриаршего Священного Синода:
Сильветр (Братановский) архиепископ Вологодский
Алексий (Симанский) архиепископ Хутынский, управляющий Новгородской епархией
Анатолий (Гринюк) архиепископ Самарский
Павел (Борисовский) архиепископ Вятский
Филипп (Гумилевский) архиепископ Звенигородский, управляющий Московской епархией
Константин (Дьяков) епископ Сумский, управляющий Харьковской епархией
Управляющий делами Сергий (Гришин) епископ Серпуховский
С подлинным верно: Сергий (Гришин) епископ Серпуховский» [152]
Приложение № 10: Речь Патриарха Алексия II перед раввинами.
«Дорогие братья, шалом вам во имя Бога любви и мира! Бога
отцев наших, Который явил Себя угоднику Своему Моисею в Купине
неопалимой, в пламени горящего тернового куста, и сказал: «Я Бог отцев
твоих, Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова». Он Сущий – Бог и Отец всех,
а мы все братья, ибо мы все дети Ветхого Завета Его на Синае, Который в
Новом Завете, как мы, христиане, верим, обновлен Христом. Эти два
завета являются двумя ступенями одной и той же богочеловеческой религии,
двумя моментами одного и того же богочеловеческого процесса. В этом
процессе становления Завета Бога с человеком Израиль стал избранным
народом Божиим, которому были вверены законы и пророки. И через него
восприял Своё «человечество» от Пречистой Девы Марии воплотившийся Сын
Божий. «Это кровное родство не прерывается и не прекращается и после
Рождества Христова... И потому мы, христиане, должны чувствовать и
переживать это родство как прикосновение к непостижимой тайне смотрения
Божия». Очень хорошо это выразил выдающийся иерарх и богослов Русской
православной церкви архиепископ Херсонский и Одесский Никанор
(Бровкович) в проповеди, произнесенной в Одессе более чем сто лет назад.
Главная мысль этой проповеди – теснейшее родство между
ветхозаветной и новозаветной религиями. Единение иудейства и
христианства имеет реальную почву духовного и естественного родства и
положительных церковных интересов. Мы едины с иудеями, не отказываясь от
христианства, не вопреки христианству, а во имя и в силу христианства, а
иудеи едины с нами не вопреки иудейству, а во имя и в силу истинного
иудейства. Мы потому отделены от иудеев, что мы ещё «не вполн е
христиане», а иудеи потому отделяются от нас, что они «не вполн е
иудеи». Ибо полнота христианства обнимает собой и иудейство, а полнота
иудейства есть христианство.
В основе выступления архиепископа Никанора лежала Идея
взаимопонимания между Православной церковью и еврейством. Это стремление
к сближению не было одиноко в нашей Церкви. Ещё в 1861 г. епископ
Нижегородский Хрисанф (Ретивцев) призвал Церковь содействовать
прекращению враждебности, установить отношения диалога с евреями. В
таком же духе обращался к евреям в начале нашего века и архиепископ
Николай (Зиоров). «Еврейский народ близок к нам по вере. Ваш закон – это
наш закон, ваши пророки – это наши пророки. Десять заповедей Моисея
обязывают христиан, как и евреев. Мы желаем жить с вами всегда в мире и
согласии, чтобы никаких недоразумений, вражды и ненависти не было между
нами».
Исходя из таких вероучительных и богословских убеждений,
иерархи, духовенство и богословы нашей Церкви решительно и открыто
осуждали всякие проявления антисемитизма, вражду и погромы в отношении
евреев. Так, осуждая погром 1903 года в Кишиневе, архиепископ Волынский
Антоний (Храповицкий) публично заявил: «Жестокие кишиневские убийцы
должны знать, что они посмели пойти против Божественного Промысла, что
они стали палачами народа, который возлюблен Богом».
Во время печально-знаменитого суда над Бейлисом, эксперты
нашей Церкви – профессор Киевской духовной академии протоиерей Александр
Глаголев и профессор Петербургской духовной академии Иван Троицкий –
твёрдо защищали Бейлиса и решительно высказались против обвинения евреев
в ритуальных убийствах. Очень много сделал для защиты евреев от
антисемитских нападений со стороны радикально-правых организаций
митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский). Мужественно
защищали евреев от вражды и неправых обвинений со стороны антисемитских
кругов многие наши иерархи и богословы: митрополит Макарий (Булгаков),
епископ Гродненский Донат (Бабинский), епископ Виссарион (Нечаев),
архиепископ Серапион (Мещеряков), архиепископ Макарий (Миролюбов)...
Отдельно надо сказать об участии в защите евреев многих наших
богословов и религиозных мыслителей – например, Владимира Соловьева,
Николая Бердяева, о. Сергия Булгакова. Соловьев считал защиту евреев, с
христианской точки зрения, одной из важных задач своей жизни. Для него
еврейский вопрос не есть вопрос о том, хороши или плохи евреи, а есть
вопрос о том, хороши или плохи мы, христиане. Для надлежащего
христианского диалога много сделали наши знаменитые православные
религиозные мыслители, евреи по происхождению, Семён Франк и Лев Шестов.
Однако, не только знаменитые иерархи и богословы участвовали в
этом благородном деле. Многие священники на местах активно защищали и
спасали евреев от погромов и преследования. Во время второй мировой
войны и нацистской оккупации духовенство и верующие нашей Церкви, рискуя
своей жизнью, укрывали евреев. Классические примеры этого – мать Мария
(Скобцова), священники Димитрий Клепинин и Алексей Глаголев, и многие
другие, о подвигах которых, о жертвенном служении спасению их еврейских
братьев и сестер следует всем нам знать. Армия нашей страны в борьбе с
гитлеровской Германией ценой жизни почти 20 миллионов победила нацизм,
освободила оккупированные немцами страны Европы и тем предотвратила
«окончательное решение еврейского вопроса», запланированное и жестоко
проводимое нацистами на этих территориях, спасла евреев от полного
истребления.
После второй мировой войны наша Церковь начала налаживать свои
отношения, сотрудничество со всем христианским миром, со многими
международными нехристианскими организациями и объединениями, в том
числе и еврейскими. Мы активно участвовали в деятельности Всемирного
совета церквей, в частности, его комиссии «Церковь и еврейский народ», в
работе международных конференций – в Москве были проведены две крупные
международные конференции представителей христианских церквей и
нехристианских мировых религий, где Русская православная церковь
выступала с решительным осуждением милитаризма, расизма и антисемитизма.
К сожалению, сегодня, в трудное для нашего общества время,
антисемитские настроения в нашей жизни проявляются довольно часто. У
этих настроений, распространённых среди крайних экстремистов, правых
шовинистических групп, есть питательная среда: общий кризис, рост
национального обособления... Задача Русской церкви помочь нашему народу
победить зло обособления, этнической вражды, узкоэгоистического
национал-шовинизма. В этом трудном, но святом для всех нас деле мы
надеемся на помощь и понимание наших еврейских братьев и сестёр.
Совместными усилиями мы построим новое общество – демократическое,
свободное, открытое, справедливое, такое общество, из которого никто не
желал бы больше уезжать и где евреи жили бы уверенно и спокойно, в
атмосфере дружбы, творческого сотрудничества и братства детей единого
Бога – Отца всех, Бога отцев ваших и наших.
С радостью я должен засвидетельствовать здесь, что желание
вести сближающий диалог с Русской православной церковью всегда находило
положительный отзвук и поддержку со стороны общественных и духовных
руководителей еврейских общин в нашей стране. Из наиболее известных
можно упомянуть Ицхака Бер Левинсона, который был отцем движения Гаскала
(первая половина XIX в.) – движения высокой духовности среди евреев
России. С предложением вести диалог между евреями и Русской церковью он
обратился к архимандриту Христофору, ректору Кременецкой духовной
семинарии на Волыни, где оба жили и работали. Книга Левинсона о диалоге с
православными «Довольно крови» была переведена на русский язык в 1883
г. и получила широкое распространение. Её популярность напугала наших
реакционеров, и они осудили её в начале века как опасную для
православного духовенства.
В связи с еврейско-православным диалогом следует назвать ещё
несколько имён: раввина Шмуила Александрова из Бобруйска (Беларусь) –
знаменитого еврейского каббалиста, находящегося под влиянием Вл.
Соловьева и убитого фашистами в 1941 году; раввина Лейб Иегуда Дон-Яхия
из Чернигова (Украина) – он испытал на себе влияние Толстого, которого
часто цитировал в своих проповедях. Следует вспомнить Нашего
современника профессора Михаила Агурского из Иерусалима, знатока истории
евреев в России, много сделавшего для Нашего сближения. Недавно он
приехал из Израиля в Москву на конгресс русской диаспоры и здесь
неожиданно умер. Вечная ему память...
Вообще евреи в нашей стране с уважением относились к нашей
Церкви и её духовенству. Не случайно адвокатом митрополита
Петербургского Вениамина в 1922 г . на суде по делу так называемых
«церковных ценностей» был еврей Гуревич, который самозабвенно защищал
митрополита...
На иконостасе Нашего русского храма в Иерусалиме начертаны
слова псалмопевца: «Просите мира Иерусалиму». Это сейчас то, что нам
всем нужно – и вашему, и нашему народу, всем другим народам, ибо как Бог
наш един Отец, един и неделим для всех чад Его». (Нью Иорк, 13 ноября
1991 года) [153]
Сноски
001. «Церковные ведомости» 2 июня, 1907,
стр. 220-221. Цит. по Зырянову, «Православная церковь в борьбе с
революцией 1905-1907 гг.», стр. 174.
002. Лучшим исследованием по данному вопросу является книга James Cunningham A Vanquished Hope The Movement for Church Renewal in Russia, 1905-1906. В
основе этого труда лежат первоисточники «Журналы и протоколы заседаний
Высочайше Учреждённого Предсоборного Присутствия», 4 тома, СПб
1906-1907, и «Отзывы епархиальных архиереев по вопросу о церковной
реформе», 3 тома СПб, 1906.
003. Советскую точку зрения по поводу происшедшего можно найти в вышеупомянутом труде П. Н. Зырянова.
004. См. у Архиеп. Никона (Рклицкого)
«Жизнеописание Блаженнейшего Антония, Митрополита Киевского и
Галицкого», 10 т., Нью Иорк, 1953-1963.
005. Цит. по Введенскому, прот. А. И., «Церковь и государство», Москва, 1923, стр. 38.
006. Введенский, прот. А. И., Там же, стр. 34.
007. Введенский, прот. А. И., Там же, стр. 34.
008. Введенский, прот. А. И., Там же, стр. 35.
009. См. «Жизнеописание Блаженнейшего
Митрополита Антония» составленное архиеп. Никоном (Рклицким), а также и
труды Введенского, А. И., Указ. соч., и Титлинова, проф. Б. В. «Церковь
во время революции», Издательство «Былое», Петроград, 1924.
010. Введенский, прот. А. И., Указ. соч., стр. 109.
011. Цит. по Вострышеву М. И. «Божий
Избранник. Крестный путь Святителя Тихона, Патриарха Московского и всея
России», Москва, 1990, стр. 65.
012. Полный текст новогоднего воззвания Патриарха Тихона см в Приложении № 1.
013. Цит. по Вострышеву, Указ. соч., стр. 59-61.
014. Цит по Вострышеву, стр.. 62-63 и по «Православному Чтению» № 4 за 1990 г., стр. 3.
015. «Революция и Церковь», 1919 №6-8, стр.. 76. Цит. по Степанову, В., «Свидетельство Обвинения», т. 1, стр. 8.
016. «Церк. Ведом.», № 3-4, 1918 г., см. у Титлинова, Б. В., «Церковь во время революции», Петроград, 1924, стр. 122-123.
017. Там же Полный текст Воззвания см. в Приложении № 2.
018. Цит. по «Православному Чтению» № 4 за 1990 г., стр. 3. См. полный текст Воззвания в Приложении № 3.
019. Следует помнить, что власти сперва
сообщили только о расстреле Самого Государя. О судьбе остальных членов
Царской Семьи стало известно значительно позже.
020. Цит. по Вострышеву, Указ. соч., стр. 68-69.
021. Полный текст «Покаянного Послания» см. в Приложении № 4.
022. Цит. по Регельсону, Л. «Трагедия Русской Церкви», Париж, 1977 г., стр. 263–264.
023. Цит. по Вострышеву, Указ соч., стр. 73-79 Полный текст см. в Приложении № 5.
024. Цит. по Вострышеву, Указ. соч., стр.. 81-84.
025. Цит. по Вострышеву, Указ. соч., стр. 69.
026. Глава полностью воспроизведена в Приложении № 6.
027. Лацис, М. Я., «Два года борьбы на внутреннем фронте», Москва, 1920, стр. 47.
028. Митрополит Московский и Коломенский Макарий (Невский), ум. в 1926 г.
029. Лацис, Указ. соч., стр. 48.
030. Лацис, Указ. соч., стр. 50.
031. Лацис, Там же, стр. 76.
032. Цит. по Вострышеву, Указ. соч., стр. 113 114.
033. Цит. по Степанову, В «Свидетельство обвинения», т. 3, стр. 29-30.
034. Цит. по Вострышеву, Указ соч., стр. 118-119.
035. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 286.
036. Хронология и цитаты из Послания Патриарха Тихона от 15 июля 1923 г. по Вострышеву, Указ. соч., стр. 122-129.
037. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 74.
038. Там же, стр. 75.
039. Митрополит Вениамин был избран на Петроградскую кафедру общим голосованием верующих.
040. Степанов, В. «Свидетельство обвинения», т. 1, стр. 160-161.
041. Цит. по Вострышеву, Указ. соч., стр. 158-159.
042. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 313.
043. Цит. по Вострышеву, Указ. соч., стр. 125-126.
044. Цит. по Вострышеву, Указ. соч., стр. 134-135.
045. Зайцев, свящ. Кирилл, «Православная
Церковь в Советской России. Часть 1-я. Время Патриарха Тихона.
Независимая Церковь в безбожном государстве», Шанхай, 1947, стр.
166-167.
046. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 343.
047. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 343.
048. Гидулянов, П. В., «Отделение церкви и государства в С.С.С.Р», Москва, 1926, стр. 71.
049. Регельсон Указ. соч., стр. 91.
050. «Известия», 12 июня 1924 г., стр. 6.
051. Цит. по Вострышеву, Указ. соч., стр. 190.
052. Цит. по Рару, Г., «Пленённая Церковь», Посев, 1954, стр. 22-23.
053. Этот ценный материал помещён, с некоторыми сокращениями, в Приложении № 7.
054. «Православное Чтение», изд. Московской Патриархии, № 4 за 1990 г., стр. 5-7.
055. Здесь имеется в виду принятие в клир обновленческого «лидера» Красницкого.
056. Вострышев, Указ соч., стр. 138.
057. «Православное Чтение» № 4 за 1990 г., стр. 4.
058. Плаксин, Р. Ю. «Тихоновщина и её крах», Лениздат, 1987, стр. 199.
059. Цит. по Вострышеву, Указ. соч., стр. 141.
060. Цит. по «Православному Чтению», № 4 за
1990, стр. 3, а также по Рару, Г., Указ. соч. Рар добавляет и исход дела
«На следующее утро был оглашён приговор 18 человек к расстрелу,
остальные к различным срокам каторги. Когда смертников вывели из здания
суда они запели «Христос Воскресе!...» (стр. 12).
061. Т. е. точно то, что, полтора года спустя, исполнил митрополит Сергий.
062. «Православная беседа», изд. Московской Патриархии, №1 за 1992 г., стр. 22.
063. Степанов, В., Указ. соч., т. 1, стр. 173-174.
064. «Православная беседа», изд. Московской Патриархии, №1 за 1992 г., стр. 23.
065. Об этом теперь есть более точные
сведения. По сообщению Челябинского Управления КГБ, Митрополит Пётр был
расстрелян 10 октября 1937 года в городе Магнитогорске «якобы за
контрреволюционную деятельность». Место захоронения неизвестно.
Сообщение продолжает «В соответствии с Указом Президиума Верховного
Совета СССР от 16 января 1989 года Полянский П. Ф. (он же митрополит
Крутицкий) реабилитирован. Начальник подразделения УКГБ Никифоров В. К.»
(см. «Православную беседу» № 1 за 1992 г., стр. 24).
066. Выделено неизвестным автором статьи. «Православная беседа», изд. Московской Патриархии, №1 за 1992 г., стр. 23-24.
067. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 98.
068. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 100.
069. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 101.070. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 109.
071. Там же, стр. 111.
072. Там же.
073. Там же.
074. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 112.
075. Цит. по «Книге Правил», Издания Братства преп. Иова Почаевского, Монреаль, 1974, ч. II, стр. 37-38.
076. Степанов, Указ. соч., т. 3, стр. 37.
077. Цит. по Регельсону, Указ соч., стр. 43-432. См. полный текст «Декларации» в Приложении № 9.
078. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 433.
079. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 431.
080. «Русский Вестник», № 33, 25 декабря 1991 г., стр. 14.
081. «Известия», 19 августа 1927 г., ср. у Регельсона, Указ. соч., стр. 432.
082. «Русский Вестник», № 33, 25 декабря 1991 г., стр. 14.
083. «Возвращение», № 4 за 1993 г., СПб., стр. 73.
084. См. у Регельсона, Указ. соч., стр. 439.
085. Степанов, В., Указ. соч., том 3-й, стр. 44-45.
086. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 428. Полный текст этого исключительно важного для истории Церкви документа помещён в Приложении № 8.
087. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 435.
088. Там же.
089. Там же, стр. 434.
090. Цит. по Рару, Г., Указ. соч., стр. 28.
091. Цит. по Регельсону, стр. 135-136.
092. Там же, стр. 436.
093. Цит. по Николаю, монаху (Щевельчинскому), Указ. соч., стр. 75.
094. Там же.
095. Цит. по Регельсону, Указ соч., стр. 151.
096. Там же, стр. 152.
097. Цит. по Регельсону, Указ соч., стр. 466-467.
098. Цит. по «Православной Беседе», № 1 за 1992, стр. 24.
099. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 168-169.
100. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 495.
101. «Известия», 18 июня, 1924 г., стр. 6.
102. Введенский, прот. А И., Указ. соч., стр. 251.
103. «Правда о религии в России», изд. Московской Патриархии, Москва, 1942, стр. 21.
104. Там же, стр. 24.
105. «Русская Православная Церковь – Устройство. Положение. Деятельность», изд. Московской Патриархии, Москва,1958, стр. 7-9.
106. Там же, стр. 24.
107. Цит. по «Настольной Книг е Священнослужителей», изд. Московской Патриархии, Москва, 1977, т. 1, стр. 727.
108. Эдельштейн, свящ. Г. «Читая и перечитывая классику», Нью-Йорк-Монреаль, 1992, стр. 5.
109. Журнал Московской Патриархии, № 11 за 1987 г., стр. 2.
110. «Известия» от 24 января, 1924 г.
111. «Известия» от 10 марта 1953 г.
112. «Журнал Московской Патриархии», № 3 за 1953 г.
113. «Известия» от 24 января, 1924 г.
114. «Известия» 24 января, 1924 г.
115. Цит. по Степанову, В., Указ. соч., т. 3, стр. 30.
116. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 327.
117. Цит. по Степанову, В., Указ. соч., т. 3, стр. 42.
118. «Правда о религии в России», изд. Московской Патриархии, Москва, 1942, стр. 8-10.
119. «Русская Православная Церковь – Устройство. Положение. Деятельность», изд. Московской Патриархии, Москва, 1958, стр. 24.
120. Это – чистейшая ложь. Патриарх Тихон никогда не призывал к сопротивлению силой оружия.
121. Интервью напечатано в книге Людо ван
Экка «В поисках святой матушки Руси», Москва, Издательство «Прогресс»,
1988. Цит. по Эдельштейну, свящ. Г., «Читая и перечитывая классику»,
Нью-Йорк-Монреаль, 1992, стр. 6.
122. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 327.
123. Там же, стр. 332.124. Введенский, прот. A., «Церковь и Государство», Москва, 1923, стр. 251.
125. «Правда о религии в России», стр. 26.
126. Интервью напечатано в книге Людо ван
Экка «В поисках святой матушки Руси», Москва, Издательство «Прогресс»,
1988 Цит. по Эдельштейну, свящ. Г., «Читая и перечитывая классику», Нью
Иорк-Монреаль, 1992, стр. 4.
127. Цит. по Степанову, Р., Указ соч., т. 3, стр. 31.
128. Введенский, прот. А., «Церковь и государство», стр. 251.
129. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 328.
130. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 329.
131. Там же, стр. 432.
132. «Правда о религии в России», Изд. Московской Патриархии, Москва, 1942, стр. 10.
133. «Журнал Московской Патриархии», 1987 г.,
№11, стр. 2. Интересно заметить, что стремление согласовать
происходящие в стране перемены с евангельскими идеалами очевидно очень
популярно среди представителей Московской Патриархии. Неудивительно,
поэтому, было слышать недавно произнесенные слова архимандрита (ныне
епископа Евлогия) Московской Патриархии: «В благотворном процессе
демократизации мы находим созвучие нашим евангельским идеалам». (Цит. по
Николаю, монаху, Указ. соч., стр. 75).
134. Цит. по Регельсону, Ука. соч., стр. 418-420.
135. Цит. по Перепелкиной, Л. «Экуменизм –
путь ведущий к погибели», Джорданвилль, 1992, стр. 36. Эти же слова
митр. Кирилла можно было слышать в документальном фильме «Церковь
посреди Канберры», заснятом финским телевидением.
136. Цит. по «Еврейской Газете», Москва, №1 за 1992 г. См. полный текстречи Патриарха Алексия II в Приложении № 10.
137. Эдельштейн, свящ. Г., «Русская
Православная Церковь сегодня глазами зарубежных историков и очевидцев»,
Нью-Йорк-Монреаль, 1991, стр. 8.
138. Там же, стр. 4.
139. Эдельштейн, свящ. Г., «Читая и перечитывая классику», Нью-Йорк-Монреаль, 1992, стр. 5.
140. Крахмальникова, З., «Скандал в благородном семействе», Православный Вестник №52-53, Монреаль, 1992.
141. Солженицын, А «Собрание сочинений», т. 9, стр. 183.
142. См . например, интервьювью «Русском Вестнике», № 33, 25 декабря 1991 г ., стр. 14.
143. Цит. по Введенскому, А «Церковь и Революция», стр. 216.
144. Цит. по Вострышеву, Указ. соч., стр. 59-62.
145. Цит. по Введенскому, прот. А., «Церковь и Государство», Москва, 1923, стр. 192-193.
146. Цит. по Введенскому, прот. А., «Церковь Патриарха Тихона», Петроград, 1924, стр. 32-33.
147. Цит. по Введенскому, прот. A., «Церковь Патриарха Тихона», стр. 64-67.
148. Цит. по Вострышеву, Указ соч., стр. 73-79.
149. Лацис, Указ . соч., стр. 47-50.
150. «Православное Чтение», изд. Московской Патриархии, №4 за 1990 г., стр. 5-7.
151. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 417-428.
152. Цит. по Регельсону, Указ. соч., стр. 430-434.
153. Цит. по «Еврейской Газете», Москва, № 1 за 1992 г.
Источники
1) Ha русском языкe:
Введенский, прот. А. И. «Церковь и государство. (Очерк
взаимоотношении церкви и государства в России 1918-1922 г.)», Москва,
1923.
Введенский, прот. А. И. «Церковь Патриарха Тихона», Москва, 1923.
Вострышев, Михаил. «Божий Избранник. Крестный путь Святителя
Тихона, Патриарха Московского и всeя России». Издательство
«Современник», Москва, 1990.
Гидулянов, П. В. «Отделение церкви от государства в С.С.С.Р.
Полный сборник декретов, ведомственных распоряжений и определений
Верхсуда Р.С.Ф.С.Р. и других Советских Социалистических Республик:
У.С.С.Р., Б.С.С.Р., З.С.Ф.С.Р., Узбекской и Туркменской». Под редакцией
П. А. Красикова, Издания Третье, Юридическое Издательство НКЮ
Р.С.Ф.С.Р., Москва, 1926.
Граббе, протопр. Георгий (еп. Григорий), «Правда о Русской Церкви на родине и за рубежом», Джорданвилль, 1961.
Григорий, епископ (Граббе), «К истории русских церковных разделений заграницей», Джорданвилль, 1992.
Зайцев, свящ. Кирилл, «Православная Церковь в Советской России.
Часть 1-я. Время Патриарха Тихона. Независимая Церковь в безбожном
государстве», Шанхай, 1947.
Зырянов, П. Н. «Православная церковь в борьбе с революцией 1905-1907 гг.», Издательство «Наука», Москва, 1984.
Константинов, прот. Димитрий. «Гонимая Церковь. (Русская
Православная Церковь в СССР)», Всеславянское Издательство, Нью Иорк,
1967.
Краснов-Левитин, А. «Лихие годы 1925-1941. Воспоминания. YMCA Press, Париж, 1977.
Лацис, М. Я. (Судрабс). «Два года борьбы на внутреннем фронте.
Популярный обзор двухгодичной деятельности Чрезвычайных Комиссий по
борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности», из
серии «Речи и беседы агитатора» № 9, Государственное Издательство,
Москва, 1920.
Лисавцев, Э. И. «Критика буржуазной фальсификации положения религии в СССР», Издательство «Мысль», Москва, 1971.
Моисеева, А. П. «Идейные истоки модернизма современного православия», Издательство Томского Университета, Томск, 1984.
Николай, монах (Щевельчинский). «Убоимся обновленческого
христианства...», журнал «Возвращение», Санкт-Петербург, № 4, 1993, стр.
72-79.
Никон, архиеп. (Рклицкий), «Жизнеописания Блаженнейшего
Митрополита Антония (Храповицкого), 10 тт., Нью-Йорк, 1953-1963.
Перепелкина, Л. «Экуменизм – путь ведущий к погибели», Джорданвилль, 1992
Плаксин, Р. Ю. «Тихоновщина и ее крах. Позиции православной
церкви в период Великой Октябрьской социалистической революции и
гражданской войны», Лениздат, 1987.
Рар, Гл е б (А. В е тров). «Пленённая Церковь. Очерк развитие
взаимоотношений между церковью и властью в СССР», Посев, 1954.
Регельсон, Лев. «Трагедия Русской Церкви 1917-1945». YMCA Press, Париж, 1977.
Степанов (Русак), Владимир, «Свидетельство обвинения», 3 тома, Русское книгоиздательское товарищество, Москва, 1993.
Тальберг, Н. Д., «История Русской Церкви», Издания Свято-Троицкого Монастыря, Джорданвилль.
Титлинов, проф. Б. В. «Церковь во время революции», Издательство «Былое», Петроград, 1924.
Шишкин, A. A. «Сущность и критическая оценка «обновленческого
раскола» русской православной церкви», Издательство Казанского
Университета, 1970.
Эдельштейн, священник Георгий. «Русская Православная Церковь
сегодня глазами зарубежных историков и очевидцев», Нью-Йорк, Монреаль,
Издания Братства преп. Иова Почаевского, 1992.
Эдельштейн, священник Георгий. «Читая и перечитывая классику»,
Нью-Иорк, Монреаль, Издания Братства преп. Иова Почаевского, 1992.
«Книга Правил Святых Апостол, Святых Соборов Вселенских и Поместных и Святых Отец» части 1-3, Монреаль, 1974.
«Настольная книга священнослужителей», тт. 1-5, Издания Московской Патриархии, 1977-.
«О религии и церкви. Сборник документов». Издательство Политической Литературы, Москва, 1965.
«Правда о религии в России», Издания Московской Патриархии, 1942.
«Русская Православная Церковь. Устройство. Положение. Деятельность», Издание Московской Патриархии, 1958.
Журналы и газеты:
«Аргументы и факты», Москва.
«Еврейская Газета», Москва.
«Журнал Московской Патриархии», Издание Московской Патриархии, Москва.
«Огонек», Москва.
«Православная Беседа», Издание Московской Патриархии, Москва.
«Православная Жизнь», Издание Свято-Троицкого Монастыря, Джорданвилль.
«Православная Русь», Издание Свято-Троицкого Монастыря, Джорданвилль.
«Православное Чтение», Издание Московской Патриархии, Москва.
«Православный Путь», Издание Свято-Троицкого Монастыря, Джорданвилль.
«Русский Вестник», Москва.
2) На английском языке:
Anderson, Paul B. People, Church and State in Modern Russia. The Macmillan Company, New York, 1944.
Cunningham, James W. A Vanquished Hope. The Movement for Church Renewal in Russia, 1905-1906. St. Vladimir's Seminary Press, Crestwood, New York, 1981.
Curtiss, John Shelton. The Russian Church and the Soviet State 1917-1950, Little, Brown and Company, Boston.
Ellis, Jane. The Russian Orthodox Church. A Contemporary History, Croom Helm, London & Sydney.
Fletcher, William C. The Russian Orthodox Church Underground, 1917-1970, Oxford University Press, London, New York, Toronto, 1971.
Fletcher, William C. A Study in Survival. The Church in Russia 1927-1943, S.P.C.K., London, 1965.
Hecker, Julius F. Religion and Communism. A Study of Religion
and Atheism in Soviet Russia, John Wiley & Sons, Inc., New York,
1934.
McCullagh, Captain Francis. The Bolshevik Persecution of Christianity. John Murray, London, 1924.
Pospielovsky, Dimitry. The Russian Church under the Soviet Regime, 1917-1982. Vols. 1 and 2, St. Vladimir's Seminary Press, Crestwood, New York, 1984.
Spinka, Matthew. The Church and the Russian Revolution, The Macmillan Company, New York, 1927.
Spinka, Matthew. The Church in Soviet Russia, Oxford University Press, New York, 1956.
Timberlake, Charles E. (editor). Religious and Secular Forces in Late Tsarist Russia, University of Washington Press, Seattle and London.
Walters, Philip. “A survey of Soviet religious policy,” in Religious policy in the Soviet Union, edited by Sabrina Petra Ramet, Cambridge University Press.
3) Ha немецком языке:
Chrysostomus, Johannes. Kirchengeschichte Russlands der
Neuesten Zeit, I. Band, Patriarch Tichon 1917-1925, Anton Pustet,
Munchen/Salzburg, 1978.
В начало

|